Скала Таниоса

Маалуф Амин

— Да постой же, присядь на минутку. Если все, что тебе рассказали, правда, стало быть, мы можем вернуться домой?

— Йаваш! Йаваш! (Спокойно!) Кто ж так, сломя голову, срывается с места? И нигде не сказано, что в ближайшие дни подвернется подходящее судно. Сейчас ноябрь месяц!

— Почти год с тех пор, как мы оказались на этом острове! — промолвил Гериос, охваченный внезапной усталостью и острым нетерпением. Вот уже год, как Ламиа в одиночестве.

— Пойдемте выпьем кофе, — предложил Фахим, — потом поболтаемся по гавани. А дальше

видно будет.

В то утро они стали у грека первыми посетителями. На улице было свежо, земля отсырела, и они устроились внутри, поближе к жаровням. Гериос и Таниос заказали кофе с сахаром, Фахим предпочел несладкий. Дневной свет медленно заливал, переполнял улицы, вот и носильщики появились, с веревками, переброшенными через согбенные спины. Некоторые из них сначала, еще до первого куша, забредали к Элефтериосу за своей утренней чашкой кофе.

Вдруг в толпе прохожих мелькнуло знакомое лицо.

— Глядите, кто идет, — пробормотал Таниос.

— Давайте пригласим его, — сказал Фахим. — Позабавимся… ХведжаСелим, идите сюда, присоединяйтесь!

Тот приблизился, коснулся ладонью лба.

— Не желаете ли кофе?

— Мне нынче утром ничто в горло не лезет. Прошу прощения, мне надо идти.

— Сдается, вы чем-то озабочены.

— Видно, вы еще не знаете.

— Не знаем чего?

— Эмир, наш великий эмир скончался. Страна уж больше не оправится от этого удара. Они убили его, они объявили амнистию, скоро преступники будут как ни в чем не бывало разгуливать на свободе. Времена справедливости и порядка миновали. Теперь нас поглотит хаос, не останется ничего святого!

— Какое несчастье! — выговорил Фахим, едва сдерживаясь, чтобы не прыснуть со смеху.

— Господь смилостивится над нами, — изрек Гериос неожиданно певучим голосом.

— Я должен был уехать сегодня утром, есть корабль, который идет в Латакию. Но теперь я в сомнении.

— Вы правы, спешить не стоит.

— Да, не стоит, — в раздумье протянул Селим. — Но погода вот-вот испортится, один Бог знает, когда я смогу найти другое судно.

И он, понурив голову, отправился своей дорогой, а Фахим между тем что было сил сжимал руки своих друзей:

— Держите меня, не то я начну хохотать прежде, чем он уберется!

Затем он встал.

— Не знаю, каковы ваши намерения, но я отправляюсь на этом судне, что уходит нынче утром. После того, что этот человек нам сейчас сказал и какую рожу скорчил, когда произнес слово «амнистия», у меня сомнений не осталось. Я доберусь до Латакии, пережду там день-другой, чтобы убедиться, вправду ли в Горном крае добрые новости, да и поспешу по той дороге, что ведет в мое селение. Думаю, что и вам надо поступить так же. У меня там есть друг, живет высоко в горах, он с радостью примет нас всех троих у себя!

Гериос более не колебался:

— Мы едем с тобой.

Перед его глазами в эту минуту сияли лицо Ламии и солнце родного селения.

К тому же не исключено, что он боялся остаться на зиму в Фамагусте без своего товарища по развлечениям. Таниос испытывал более сложные чувства. Но ему, в его восемнадцать лет, не дано было принять окончательное решение.

Итак, они условились через час встретиться на пристани. Фахим обеспечит им места на корабле, а его друзья тем временем сбегают на постоялый двор, чтобы забрать свои вещи и рассчитаться с хозяином.

Скарба у них всего-то и было, что по легкому узелку на каждого, а оставшиеся деньги Гериос разделил пополам.

— Если я утону… — сказал он.

Однако грустным он не выглядел. И они направились к порту.

Не сделали и двадцати шагов, как Таниос встрепенулся, притворяясь, будто что-то забыл.

— Мне нужно на минутку сбегать в нашу комнату. Ты иди, я догоню.

Гериос открыл было рот, чтобы запротестовать, но парня уже и след простыл. Тогда он не спеша продолжил свой путь, по временам оборачиваясь назад.

Таниос взбежал по лестнице, перемахивая через две ступени, миновал четвертый этаж, запыхавшись, остановился на шестом и постучал в дверь. Два кратких удара, потом еще два. Одна из дверей отворилась. Но не та, не дверь Тамар. Чужие глаза уставились на него. И все-таки он постучал снова. Потом приложил ухо к прохладному дереву. Ни единого звука. Прильнул глазом к замочной скважине. Ни тени движения. С лестницы, их лестницы, он спускался медленно, волоча ноги от ступеньки к ступеньке, еще надеясь встретить здесь свою подругу.

Во дворе караван-сарая, возле лавчонок, в толпе покупателей он продолжал искать ее глазами. И на улице тоже. Но в то утро Тамар предпочла отсутствовать.

Таниос еще плелся нога за ногу, позабыв о времени, когда из гавани донесся вой сирены. Он бросился бежать. Ветер сорвал с него платок, которым он обматывал голову, пряча свои волосы юного старика. Он на лету поймал его, зажал в руке, говоря себе: после намотаю, потом, на корабле.

Перед сходнями Гериос с Фахимом, нетерпеливо переминаясь, махали ему. Селим тоже был там, в нескольких шагах от них, по-видимому, он таки решился ехать.

Пассажиры уже поднимались на судно. Там топталась толпа носильщиков, ворочая, иногда вдвоем или втроем, тяжеленные, опоясанные железными обручами сундуки.

Когда на борт второпях поднялись Фахим и Гериос, последний издали указал турецкому таможеннику на Таниоса и на его имя, проставленное в билете, чтобы юноше позволили последовать за ними, так как их успели отделить от него добрых два десятка новых пассажиров.

Едва лишь Гериос и Фахим успели взойти на борт судна, погрузка была прервана появлением целой шумной оравы. Прибыл богатый торговец, он примчался чуть ли не бегом, окруженный тучей слуг, которым походя раздавал распоряжения и сыпал бранью. Таможенник приказал остальным путешественникам расступиться.