Скалолазка и мировое древо
Шрифт:
Он растопырил руки, пытаясь изобразить размер.
— Вали отсюда, Овчинников, — сказала я, — не порти людям праздник.
— Уже отвалил. И можешь не сомневаться, больше не привалю! — Он театрально повернулся ко мне спиной и решительно направился к выходу. Но, сделав два шага, вернулся назад и продекламировал:
— Значит, я остался прежним? Как вчерашние трусики? Что ж, желаю удачных поисков нового и свежего белья!
Теперь он точно собирался уйти и непременно ушел бы, если бы не натолкнулся в дверях на возвращающегося
Семен Капитонович был добр, пьян и сочился радушием.
— Лешенька! Как хорошо, что ты пришел!
Мой руководитель знает меня буквально с институтских пеленок и был на моей свадьбе. Неудивительно, что он знаком с Лехой.
— Здравствуйте, Семен Капитонович. Поздравляю вас.
— А ты проходи, садись за стол.
— Нет, спасибо! — буркнул Овчинников. — Мне некогда, у меня дела.
— Интересно, какие такие дела? Неужто они более важные, чем мои шестьдесят пять, которые бывают один раз в жизни!
Леха замер на секунду. А затем так улыбнулся Семену Капитоновичу, что у меня свело желудок. Чтоб я никогда больше не лазала по горам — эта сатанинская улыбка предназначалась для меня.
Я вернулась за стол. Семен Капитонович усадил Леху на свободное место в другой части стола. Я старалась не смотреть в его сторону, а занялась мамой, которая пальцами катала по тарелке красную икру, словно играя в автогонки.
— Лешка пришел? — удивленно спросила Вера.
Я коротко глянула на Овчинникова, который с ходу вписался в коллектив и опрокинул три стопки подряд.
— Ага, — тяжело ответила я. — Пришел.
— А чего это он пьет?
— Боже мой, он пьет! — притворно охнула я, хлопнув ладонями по щекам. — Какое откровение! Вера, ты, как настоящая подруга, раскрыла мне глаза.
Вера некоторое время с сомнением смотрела на Леху.
— В том-то и дело, — сказала она. — У меня дядя работает у них в отделении милиции. Так он говорит, что Лешка полгода как завязал.
Теперь настала моя очередь воззриться на Овчинникова, который на другом конце стола, вздернув стопку к потолку, изрекал какой-то длинный красноречивый тост. Пиджак висел на спинке стула, галстук съехал набок. Сам он выглядел уже порядком поддатым.
— Целых полгода ни капли в рот не брал, — говорила Вера. — На всех вечеринках и шашлыках сидел в сторонке и потягивал минералку. Говорят, даже не кодировался. Просто сказал, что больше не будет. Ему все поражаются. Более того, на работе стали больше ценить. Он единственный, кто у них английским хорошо владеет, поэтому ему повышение предлагают, что-то с Интерполом связанное.
Я отвернулась от Овчинникова и стала кормить маму салатом. Но Леха не вылезал из головы да еще рябил в глазах. Его было видно, пожалуй, из любого конца зала. Эдакий яркий, балагурный — он привлекал внимание всех гостей. Чтобы отвлечься от него (а может, чтобы досадить), я пригласила на медленный танец скучающего мужчину,
Танцуя с ним, я вдруг обнаружила, что мужчина очень даже ничего. Подтянутый, крепкий. Практически принц, только волос на голове сохранилось немного. Он все время их поправлял, чтобы не обнажалась лысина.
— Я поддерживаю форму, — говорил он. — Бег каждое утро, три раза в неделю тренажерный зал. Правильное питание. И никакого алкоголя — это мое правило!
— А вы кто Семену Капитоновичу?
— Племянник. Двоюродный... Вообще я считаю, что мужчина должен уметь постоять за себя. И защитить женщину, которая с ним... Кстати, вы замужем?
— Нет, — ответила я, глядя на Леху. — Не замужем.
Овчинников уже сидел один. Он, несомненно, знал, где я нахожусь, потому что демонстративно не смотрел в нашу сторону. Угрюмо чокнувшись с графином, он опрокинул очередную стопку. Добром это не кончится. Я должна что-то предпринять, остановить Овчинникова, пока он еще соображает. Потому что когда он перестанет соображать, то упьется в бревно.
Медленный танец закончился, и я решила подойти к нему, но «почти принц» утащил меня на свежий воздух.
Маленькую улицу, обрамленную тополями, освещал ряд фонарей. Справа возвышалось какое-то производственное здание, снаружи освещенное прожекторами и похожее на гору. Вдалеке горели окна многоэтажек Кутузовского проспекта и сияла неоновая реклама.
Перед входом, над которым светилась огромная вывеска «К…фе», пахло табаком. Кто-то из наших здесь курил, вон даже чинарики в урне остались. По аллее гуляла парочка влюбленных с включенным радиоприемником и дама с болонкой на поводке.
«Принц» полез обниматься.
— А ты крепкая, — сказал он, жарко дыша в ухо. — Аэробикой занимаешься?
— Кое-чем другим, — ответила я, отпихивая его локтем.
— Что такая грустная? — не унимался он. — Если кто обижает, ты мне скажи. Я разберусь.
— Очень мило с вашей стороны.
— Ага, положись на меня. Или ложись. Га-га-га!!
Он попытался поцеловать меня, но я выскользнула из объятий.
— Какие цветы! — восхитилась я тюльпанами, посаженными на газоне перед зданием бывшей столовой.
От тюльпанов действительно шел одуряющий запах. Я протянула руку и сорвала один...
В ту же секунду вывеска «К.. фе» над нами погасла, а следом исчез свет в столовой. Магнитофонная музыка оборвалась на середине куплета. Из темного зала, где проходило торжество, раздался свист, как в кинотеатре, и пьяные крики «Э-э! Чубайс, верни свет!», разбавленные женским хохотом.
А нам, находившимся снаружи, было не до хохота. Из радиоприемника влюбленной парочки слышался только треск, сколько они ни вращали колесико настройки. Болонка залилась сумасшедшим тявканьем, а ее хозяйка испуганно воскликнула: