Скалолазка и мировое древо
Шрифт:
И это лишь еще одна из моих ошибок!
Палатка наполнилась ледяным воздухом, задуваемым через прорезь. Сделалось холодно. Я потерла озябшие плечи, хотя внутри, в душе, было тепло. Я почувствовала, как давняя боль отпустила и на ее месте появились спокойствие и уверенность.
Я встала рядом с креслом лицом ко входу и стала терпеливо ждать. Когда Молох появился в палатке, я встретила его, не испытывая ни малейшего страха.
Густой черный дым стал пятнами возникать в воздухе перед отцом.
Только я его не боялась.
— sthA molaH... zRNu me paramaM vacaH!! [9]
Облако вздрогнуло при произнесении его имени. По клубящейся поверхности пошли волны, словно под ней зашевелился пучок змей. Из черной глубины раздался голос:
— Кто ты, женщина?
Голос, произносящий слова на санскрите, был низким и хриплым.
— Я та, кто изгонит тебя!
Облако рассерженно задрожало. Вместе с ним завибрировал воздух, затряслась земля и стенки палатки.
9
Стой, Молох... Выслушай мою изначальную речь!!
— Я узнал тебя, рабыня! Ты разговариваешь на праязыке? Нужно воздать тебе должное. Давно я не слышал изначального языка, очень давно... Но ты не увидела главного. И тебе не дано увидеть! В нынешнем мире нет существа, которое на это способно.
— Ты уйдешь из этого тела!
— Оно мое!! — зарычал голос из облака. — Я поднял его из мертвых! Но я сейчас не буду спорить, у меня нет на это желания.
— Ты уберешься из него навсегда!
Из облака выдвинулись дымные щупальца и вошли в глаза и рот Игоря Баля. Клубящийся дым заструился в человека. Прежде чем облако исчезло, я услышала из пустоты последние слова, прозвучавшие насмешливо:
— Поговорим на рассвете. И не пытайся опять бежать, как ты сбежала с жертвенника. Я настигну тебя везде, и ты познаешь настоящие боль и страдание!
Облако втянулось в моего отца. Он хлопнул глазами. Тело вздрогнуло. Он должен был проснуться сразу после того, как Молох вошел в него.
Но оксибутират не позволил.
Веки закрылись.
Отец провалился в настоящий человеческий сон.
Перед входом раздался хруст снега. Затрещала раскрываемая молния. И в палатку вполз Ирбис.
При виде меня он лишился дара речи. Лицо посерело, рот раскрылся, глаза выкатились. Он не смог подняться с коленей и застыл передо мной, словно в мольбе.
— Ты вернулась с того света! — ошеломленно пролепетал майор.
Я стояла возле кресла, держа в ладонях тяжелую руку отца. Лицо, побелевшее от холода. На груди сверкает золотой медальон. Вероятно, я и в самом деле
— Это не так, Ирбис, — ответила я. — Я не умирала.
Судя по его лицу, он не поверил.
— Я слышал разговор на непостижимом языке, — увлеченно заговорил майор. — Я слышал рокот Молоха... и ангельский голос, отвечавший ему. А на моей памяти никто и никогда не осмеливался заговорить с ним.
— Мой голос совсем не ангельский.
— Значит, это ты отвечала ему?
Я кивнула.
— Тебе известен язык Молоха? — с трудом произнес он.
— Это не только его язык. Это язык сотворения мира.
— И ты пытаешься меня убедить, что не была на небесах после того, как умерла в черном шатре?
Он смотрел на меня испытующе.
— Сейчас нет времени это обсуждать, — ответила я. — Нам нужно доставить твоего хозяина на вершину горы. Ты ведь давно с ним? Ты знаешь, как он мечтает избавиться от Молоха?
— Знаю. Но почему это волнует и тебя?
— Потому что он мой отец.
Поднявшись с коленей, Ирбис пристально посмотрел на меня, желая убедиться, что я его не обманываю. Затем перевел взгляд на сидящего в кресле отца. Сходство между нами было заметным, я сразу поняла, что он поверил, — по взгляду, по тому, как у него опустились руки.
Майор открыл рот, собираясь сказать об этом...
Четыре резких хлопка взорвали тишину.
Я вздрогнула. Рядом с лицом что-то прожужжало, щеку обдало горячим воздухом.
В стенке палатки вскрылась полоса из отверстий.
Ирбис упал на колени, но в этот раз не по собственной воле. Лицо перекошено от боли, глаза сожмурены. Не издав ни единого звука, он стал заваливаться ничком. Я попыталась подхватить его, но он оказался тяжелым и, выскользнув из рук, воткнулся лицом в дно палатки.
В его спине чернели два пулевых отверстия.
— Ирбис, нет! — закричала я.
В палатку вполз Мерфи. Оскалившийся, с сумасшедшим блеском в глазах. Руки сжимали штурмовую винтовку, очевидно принадлежавшую Капуцину. Из ствола вился дымок сгоревшего пороха.
Коротко глянув на распластавшегося Ирбиса, он направил ствол на моего отца.
— Ты сделала укол? Он спит?
Глядя на его нервное лицо, я пыталась понять, как могла испытывать к нему какое-то чувство? Ведь в нем нет ничего человеческого. Он отправил на тот свет троих и даже не мучается угрызениями совести.
— Что ты застыла? Ты сделала укол?
— Я только сейчас поняла, Мерфи. Ты ничем не отличаешься от него.
— От кого?
— От Молоха.
Он не услышал моих слов.
— Похоже, ты все сделала как надо. У тебя просто шок, но это пройдет. Не загружай себя мыслями, детка! Лучше поторопись. У нас очень мало времени и очень много работы! Нужно перевалить тело через хребет и спустить...
— Я не стану тебе помогать, — оборвала я его.
Теперь он обратил на меня внимание.