Скамейка Полли

Боброва Ирина

Айвен распахнул окно. На фоне предвечернего неба чёткий силуэт журавлиного клина. Опять журавли… Одним глотком допил коньяк, понимая, что душевная боль вряд ли так просто лечится.

Воспоминания

детства, вытесненные когда-то глубоко-глубоко в подсознание, всплывали одно за другим. И коньяк, хороший французский коньяк не помогал Айвену забыться…

***

Вот он у дверей отцовского кабинета. Отец кричит матери, что та совсем избаловала мальчишку, и что он примет меры. Вот голос плачущей матери. Вот звук пощёчины…

Айвен вспомнил, как тогда едва успел отскочить от двери, как пытался спрятаться за портьерой. Мать сразу увидела его. Она ничего не сказала, просто взяла его за руку и вывела в сад. Присела на скамью и, обняв сына за плечи, прошептала:

– Смотри, сынок, журавли… Говорят, они приносят удачу…

А маленький Айвен смотрел на её щёку – ещё влажную от слёз, и видел, как на тонкой белой коже набухает синяк.

– Я

всегда буду с тобой. – Очень серьёзно пообещал Айвен. – Всегда-всегда.

– У тебя своя жизнь, сынок, – тихо сказала мать, – и ты должен жить так, как тебе надо.

– Значит, я буду жить с тобой, потому что мне так надо, – ответил шестилетний Айвен таким тоном, будто был уверен, что его желание исполнится. И это естественно, ведь раньше все его желания исполнялись.

– Я загадал на журавлиный клин, – сказал он, обнимая мать. – Потому что я люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя, сынок, – женщина поцеловала ребёнка.

– Какая трогательная картина! – рявкнул неподалёку уже изрядно набравшийся отец. – Ты ему ещё платье одень.

Мать встала со скамьи.

– Иди в дом, сынок, – ласково сказала она, но Айвен почувствовал боль в её голосе. Впервые почувствовал чужую боль, будто свою. Это испугало мальчика, испугало ещё и потому, что причиной горя матери был отец. Его ненависть и злобу он тоже почувствовал…

***

Конец ознакомительного фрагмента.