Скандал у озера [litres]
Шрифт:
– Вы все правы, я совсем потерял голову и теперь сожалею об этом. Прошу у вас прощения, мадам Пеллетье. И у тебя, Паком.
– И все же ты назвал моего сына убийцей! Ты зашел слишком далеко! – упорствовала Брижит. – Если бы не он, то в этой беспрерывно прибывающей воде вы бы никогда не нашли Эмму!
– Дорогая Брижит, мы это понимаем, – перебил ее кюре, удрученный всей этой ситуацией. – Ваш сын поступил очень хорошо. Теперь вам следовало бы вернуться домой, чтобы привести его в порядок и обработать рану.
– Да, святой отец, у меня и не было намерения задерживаться тут
Бросив напоследок эту колкость, мать взяла слабоумного за руку и попрощалась со всеми, высокомерно кивнув головой.
Кюре поспешил сразу же обратиться к прихожанам с речью. Под сводами церкви прозвучал его мощный голос:
– Для нас настали трудные времена. Нам нужно сохранять мужество. Должен ли я напоминать вам, что смерть ребенка более жестока и несправедлива, чем потеря материальных благ? Сегодня я слышал не одну жалобу: кто-то сетует на испорченное сено, кто-то – на промокшие мешки с мукой. Но впереди и новые урожаи, и новые сенокосы. То, что было разрушено, можно построить заново, если человек способен сделать дом из досок с помощью гвоздей и молотка. Подумайте теперь о горе Шамплена и Альберты, об отце и матери, потерявших свое дитя, – только лишь Господу Богу подвластно открыть для Эммы райские врата и подарить ей вечную жизнь. Помолимся еще раз за Эмму и ее семью.
Когда Сидони увидела, как толпа занимает свои места на скамейках, она тут же помогла Жасент приподняться. К ним подошла женщина, на лице ее играла нежная улыбка. Это была Матильда; несмотря на свои шестьдесят семь лет, она обладала роскошными темными волосами, такими же темными, как и ее бездонной глубины глаза.
– Возвращайся к матери, Сидони. Я отведу твою сестру к себе. Ей нужно набраться сил, – прошептала Матильда. – От небольшой рюмочки джина и куска пирога со свининой ее щечки быстро порозовеют.
– Спасибо, Матильда, – ответила Сидони. – Это очень любезно с твоей стороны; так я буду спокойна за нее.
– Но мне уже лучше, – заверила Жасент; ей не хотелось доставлять пожилой женщине лишние хлопоты.
– Идем, ты сейчас даже не в состоянии спорить, – отрезала Матильда.
Придерживая Жасент за талию, Матильда помогла ей дойти до двери. В Сен-Приме местные жители часто приходили к Матильде за советом. Если мэр и кюре не могли решить проблему, то люди шли к ней – на ее здравый смысл всегда можно было положиться, к тому же она прекрасно разбиралась в лекарственных растениях. В дополнение к этим качествам она отличалась еще и своим бескорыстием.
У входа в церковь Жасент увидела своего отца: он оживленно обсуждал что-то с тремя соседями. При виде Матильды и Жасент четверо мужчин внезапно замолчали.
– Продолжайте болтать, господа, если вы занимаетесь только этим! – крикнула им Матильда.
Мужчины раздраженно пожали плечами, а Шамплен спросил у женщин:
– Куда это вы вдвоем направляетесь?
– Нравится вам это или нет – домой! – ответила Матильда. – Мы скоро вернемся.
Шамплен покачал головой, сделав вид, что ему это безразлично. Но на какое-то мгновение Жасент почувствовала
Мужчины тихо продолжили беседу.
– Ты прав, Шамплен, нужно действовать. Пора использовать прессу. Мы можем довериться журналистам, они-то уж придумают нужные заголовки, которые заставят чиновников пошевелиться, – говорил один.
– А если это только навлечет на нас неприятности? – осторожно спросил мужчина в надвинутой на лоб шапке. – Нужно учесть, Клутье, что сегодня утром, да и вчера тоже, на берегу озера плавали деревянные брусья – обломки разрушенного стихией моста через Мистассини. Эмма могла упасть в озеро и удариться о плывущий в воде ствол!
– Ну и что? Сам подумай: она ведь все равно упала в воду! – заметил третий мужчина.
Слушая их рассуждения, возбужденный Шамплен, опьяневший от гнева, за которым он тщательно скрывал свою боль, совсем забыл о том, что речь шла о его девятнадцатилетней дочери, о его Эмме, по шелковым волосам и нежной щечке которой он больше никогда не сможет ласково потрепать рукой. Эмма стала знамением, символом всеобщего отчаяния, отчаяния всех этих людей, столкнувшихся с разрушающими водами возмутившегося озера.
– Зачем ломать себе голову? – рявкнул он. – Моя дочь утонула, утонула наверняка потому, что хотела добраться домой по затопленной дороге! Об этом будут писать все газеты, и это заставит министров и чиновников сделать хоть что-то. Мы же ничего не знаем, а возможно, есть и другие жертвы!
Собеседники Шамплена вполголоса согласились с его словами. Все они были одеты в черное – на фоне размытого дождем ночного пейзажа их было почти не видно. Только их бледные лица угадывались в темноте. Они еще какое-то время неподвижно стояли перед церковью, с волнением наблюдая за тем, как неумолимо прибывает вода в мрачном, как сумерки, озере, накатывая на берег пока еще небольшими волнами.
– А теперь давайте помолимся! – заключил Шамплен.
Как только дверь дома Матильды закрылась, отгородив женщин от разбушевавшейся стихии, Жасент сразу же почувствовала себя лучше. Сидя у покрытой эмалью чугунной печки, она наслаждалась мягким розовым светом, падающим от керосиновой лампы на блестящие металлические кастрюли, расставленные на покрытых красной тканью полках. Из кухни доносился легкий аромат выпечки, смешанный с приятным запахом приготовленного на пару мяса и соблазнительным ароматом горячего кофе.
– Угощаю тебя, чем обещала, красавица! – обратилась к ней Матильда. – Я оставила пирог в печке. Но сначала выпей-ка вот это.
Хозяйка подала Жасент бокал карибу – довольно сложного коктейля на основе портвейна, смешанного с виски и водкой.
– Думаю, что на пустой желудок не очень-то правильно…
– Да нет же, мой карибу приятный, словно мед. Ты нуждаешься в тепле, Жасент. Тебе нужно отогреться, как снаружи, так и внутри.
– Это правда, внутри меня холод. У меня такое ощущение, что я умерла вместе со своей сестрой.