Скандал
Шрифт:
Когда эта мысль пришла ему в голову в первый раз, он сказал себе, что Эмили, видимо, как-то повлияла на его разум своими глупыми иллюзиями и наивной верой в его несуществующие героические качества, заставив его смягчиться.
Он несколько часов спорил с самим собой, спрашивая себя, не повредился ли он в уме окончательно. Он достиг всего, чего желал. Фарингдон на грани катастрофы. Не время проявлять слабость.
Но он проявлял.
Саймон нашел Бродерика за столиком в углу переполненного шумного зала. Тот сидел один, явно только что покончив
— Еще рано торжествовать, Блэйд. Старый конь еще жив!..
Саймон смотрел на своего врага с нескрываемым удивлением. Судя по всему, этому человеку следовало бы сейчас находиться в отчаянии.
— Мои поздравления, Фарингдон. Вы действительно не похожи на джентльмена, который не в состоянии отдать долг чести.
— Я намерен полностью выполнить свои обязательства, сэр. Не стоит беспокоиться.
Саймон медленно сел, удивляясь, как может этот человек быть настолько уверенным в себе, когда очевидно, что он погиб.
— Надеюсь, вы не рассчитываете на помощь дочери?
— Эмили хорошая дочь. Я всегда мог на нее положиться. — Фарингдон поднял свой бокал с портвейном и сделал порядочный глоток.
— Но не на этот раз, Фарингдон, — возразил Саймон.
— Посмотрим. — Бродерик обвел взглядом комнату, словно отыскивая партнеров, готовых к предстоящей игре.
Саймон наблюдал за ним.
— Значит, вас бы не заинтересовало кое-какое предложение, Фарингдон? — мягко спросил он.
Бродерик резко обернулся, его голубые глаза насторожились.
— О чем вы говорите?
— Я готов оплатить ваши долги на определенных условиях.
Бродерик стал похож на гончую, почуявшую зайца.
— О господи! Значит, она все же обратилась к вам? Уговорила поступить со мной благородно? Я так и знал, что она поможет. Она хорошая девочка, я всегда это говорил. Есть в ней что-то такое славное, правда? Совсем как ее мать.
— Эмили тут ни при чем. Это строго между нами, Фарингдон. Так как, интересует вас мое предложение?
Бродерик ухмыльнулся:
— Еще бы. Финансовые предложения меня всегда интересовали. И что же вы предлагаете, Блэйд?
— Полностью заплатить ваши долги в обмен на ваше согласие принять место управляющего в моем поместье в Йоркшире.
— В Йоркшире? — Бродерик поперхнулся глотком вина.
— Я развожу там лошадей, и мне пришло в голову, что ваше единственное бесспорное достоинство — верный глаз на породу. Вы дадите мне слово, что никогда больше не вернетесь в Лондон и перестанете играть. Это хорошее место, Фарингдон, и я надеюсь, что вы будете работать там с тем же усердием, которое всегда проявляли за карточным столом.
— Вы, должно быть, просто спятили! — взорвался Бродерик. — Услать меня в Йоркшир присматривать за каким-то идиотским конезаводом? Никогда, Блэйд. Я светский человек, а не конюх. Убирайтесь вон. Я не нуждаюсь в вашем чертовом месте. Я сам позабочусь о своих долгах.
— Без помощи
— О господи! Да кто сказал, что моя дочь мне не поможет?
— Я. — Саймон встал, презирая себя за то, что вообще предлагал ему что-то. — Эта часть договора неизменна, Фарингдон. Я больше никогда не позволю вам использовать Эмили.
— Негодяй. Мы еще посмотрим.
Саймон пожал плечами, взял шляпу и направился к двери.
Его приводило в недоумение, почему всех так прельщала возможность даровать прощение, подчиняясь внезапному необдуманному порыву. Совершенно ясно, что подобная наивность не ценится в этом мире, и, поддаваясь таким порывам, только начинаешь потом чувствовать себя идиотом.
И все же Саймон в душе был рад, что сделал Бродерику это сумасшедшее предложение. Он решил, что после приема упомянет Эмили о своем великодушном поступке. Она посмотрит на него с прежним обожанием и скажет, что с самого начала знала, что он останется великодушен и героичен и в своей победе. А то, что ее отец отказался принять предложение о Йоркшире, проблема Бродерика, а не Саймона.
Саймон не будет больше мучиться угрызениями совести, глядя в глаза Эмили.
Да, решил он, выходя из игорного дома, ему уже гораздо легче. Ему бы хотелось рассказать о своем добром деянии Эмили сегодня же, но она сходит с ума, готовясь к приему. Она просто не почувствует надлежащей благодарности и восхищения. Лучше подождать, пока в доме вновь установится что-то больше похожее на спокойствие.
— Эмили может не волноваться, — прошептала Араминта Саймону вечером следующего дня. — Ее вечер имеет блестящий успех. Дом набит гостями, улица запружена экипажами, кушанья представляют собой идеальное сочетание экзотики и доброй английской кухни, а музыка просто чудесна. Завтра утром все заговорят, что прием у вас стал гвоздем сезона.
Саймон холодно кивнул, оглядывая переполненную залу. По всему дому разносилась музыка, смех, шум голосов. Прием Эмили имел действительно ошеломляющий успех.
— Вы не видели Эмили?
— Недавно она разговаривала с леди Линтон. — Араминта оглянулась. — Но сейчас я ее что-то не вижу.
Не пошла ли она с Гривзом проверить, все ли в порядке у прислуги? Она трясется над каждой мелочью. Чудо, как она еще не падает с ног от крайнего беспокойства и усталости.
Саймон нахмурился, вдруг ощутив какую-ту смутную тревогу. Это чувство вспыхнуло в нем несколько минут назад и очень быстро усиливалось…
— Если ты меня извинишь, я попробую ее разыскать.
— Желаю удачи. Спроси у дворецкого. Он за всем следит.
— Непременно.
Саймон начал прокладывать путь через группки элегантно одетых гостей, время от времени останавливаясь, чтобы обменяться любезностями и выслушать комплименты по поводу очарования Эмили в роли хозяйки дома.
Наконец он добрался до холла, так же заполненного людьми, как и гостиная. Он почти сразу отыскал Гривза.
— Вы не знаете, где леди Блэйд? — спросил Саймон.