Скандал
Шрифт:
Плавно, ритмично волны приближаются и отступают. Слушаешь их плеск, и из памяти одна за другой всплывают сцены прошедшей жизни. В период помолвки: осенью пешая прогулка в Ямато. После женитьбы: хлопоты, связанные с покупкой маленького домика в Комабе. Жена, приходящая каждый день ухаживать за ним в больницу во время его долгой болезни. Ее улыбка – первое, что он видит, еще не вполне очнувшись после наркоза… «Когда муж молчит, и жена молчит». Состарившаяся вместе с ним, она, быть может, в эту минуту, слушая шум прибоя, вспоминает о том же.
– Завтра –
– Почему?
– Как почему? – Она улыбнулась. – Разве могу я как-то иначе приобщиться к тому, что ты пишешь? Ты же не пускаешь меня в свою «творческую лабораторию».
Это была истинная правда. С первых же дней их супружеской жизни Сугуро попросил жену провести четкую границу между семьей и его литературным трудом. Не вмешиваться в его работу. Ни в коем случае не обсуждать содержание его романов. Просил он не для себя, а ради ее же покоя.
– Я не был здесь на службе.
«Не потому, что не захотел, а просто не представилось такой возможности», – подумал он про себя и, опустив глаза, сказал:
– Я знаю маленькую тихую церквушку в пригороде Нагасаки. Завтра съездим туда на службу. Я позвоню из гостиницы и узнаю точное время.
Чтобы завершить разговор, он энергично стряхнул руками приставший к брюкам песок и поднялся.
Во время службы они несколько раз слышали петушиный крик, доносившийся с залитого солнцем церковного дворика. Священник-иностранец по примеру своей паствы разводил кур. За окном большое камфарное дерево простирало узловатые ветви, и в просветах сияло море. По церкви свободно разгуливали маленькие дети. Загорелая мать безуспешно пыталась их поймать. Женщина качала плачущего младенца. Большинство присутствующих в церкви были жителями этого наполовину крестьянского, наполовину рыбацкого городка.
Накануне вечером Сугуро, припоминая этот прибрежный городок, который посетил несколько лет назад, объяснял жене:
– Там прекрасная кирпичная церковь. В тех местах с давних пор селились тайные христиане, поэтому, как говорят, и сейчас больше половины города – верующие. И там же проповедовал знаменитый отец Доло. Прихожане накопили денег, сами обожгли кирпич и собственноручно построили церковь.
Его рассказ захватил жену:
– Давай съездим! Ничего, что сорок минут на машине.
В восемь утра они сели в такси у гостиницы, и сразу же после двух коротких тоннелей им открылся прекрасный вид на залив. Жена удовлетворенно сказала:
– Мы сделали правильный выбор!
Море, сияющее в лучах солнца, встретило их теплом и лаской, и в тот момент, когда на кирпичной церкви, стоящей на возвышении, зазвенел колокол, вверх по крутой дорожке потянулись, как муравьи, семьи прихожан.
Выйдя из такси, они вместе со всеми вошли в церковный сад, где прихожан приветствовал седоусый иностранец-миссионер, которого Сугуро помнил по тем временам, когда собирал материал для романа.
Подшучивая
– Садитесь посередке. На места для почетных гостей, – сказал он шутливым тоном.
Священник служил в этой церкви уже около сорока лет, и его улыбчивые глаза, в отличие от Сугуро, видели не темные стороны людей, а – только теплое море, раскидистые камфарные деревья и обступивших его детишек.
Началась служба. Вместо проповеди священник-иностранец пропел со вставшими со своих мест прихожанами отрывок из Евангелия. Видимо, такова была воскресная традиция в этой церкви – мужчины и женщины, все как на подбор скуластые, с обожженными солнцем лицами, хором повторяли слова за священником:
– «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас».
Во дворе церкви вновь протяжно заголосил петух.
– «Возьмите иго Мое на себя… ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим…»
Вместе со всеми и Сугуро, и жена подхватили:
– И найдете покой душам вашим.
И сразу же в голове Сугуро эхом зазвучали строки из «Божественной комедии»: Земную жизнь… пройдя до половины… я очутился в сумрачном лесу…
– «Блаженны кроткие!» – воскликнул старый священник хриплым, напоминающим петушиный крик, голосом.
Я очутился в сумрачном лесу… утратив правый путь…
– «Блаженны кроткие!» – повторили верующие, и сквозь их хор слышались детский плач и шмыгающие носы.
– «Блаженны плачущие, ибо они утешатся».
– «Блаженны плачущие, ибо они утешатся».
Служба закончилась. Окруженные детьми, Сугуро с женой вновь сели в дожидавшееся их такси. Постучав в окно, священник сказал:
– Приезжайте еще!
Когда машина мчалась вдоль приветливо, ласково сияющего моря, жена вздохнула:
– Существуют же на свете такие люди!
– Да…
Я заблудился в сумрачном лесу… утратив правый путь… Обернулся – здание церкви и высокие камфарные деревья в саду стали совсем маленькими. Сколько лет этому священнику? Лет на пять старше, чем он. Как долго им еще осталось жить? Когда священник умрет, его зароют под этими высокими деревьями, так что он и после смерти будет созерцать море, смотреть на бегающих детей, слышать петушиный крик. Мир, с которым ничего общего не имеют Нарусэ, Мотоко и им подобные…
Несмотря на то, что поездка продолжалась всего три дня, Сугуро казалось, что он уже давным-давно не был в своей рабочей квартире. Приземлившись в аэропорту Ханэда, увидев свинцовое зимнее небо и дым, поднимающийся из заводских труб, он подумал, что вновь возвращается в грязь и скверну человеческого существования.
На письменном столе была горой навалена корреспонденция. Когда, переодевшись, он взял ножницы и стал открывать один за другим конверты, заглянула с тихой улыбкой жена.