Скандальная графиня
Шрифт:
– Признайся, мама: что за этим кроется?
– Ты на удивление упряма, Джорджия, – устало произнесла графиня. – Если я дам тебе исчерпывающие объяснения, отец зачахнет от тоски по Фэнси Фри, которую неминуемо утратит. Он надеется на успешные переговоры с Дрессером об изменениях условий уплаты проигрыша. А если ты будешь любезна с лордом Дрессером, это может смягчить его сердце.
– А-а-а, ну тогда это имеет смысл.
Джорджия мысленно оценивала ситуацию. Да, она намеревалась выдержать полный год траура и затворничества. А уж если принимала решение, то никогда не отступалась. Однако судьба бедняжки
– В таком случае я буду на обеде, – решилась она. – Если дело касается участи Фэнси Фри, я буду пылинки сдувать с этого подагрического морского волка.
– Он офицер флота!
Джорджия проигнорировала это замечание:
– И если он станет рыгать за обеденным столом или плевать на пол, я найду способ намекнуть ему, что следует вести себя более изысканно.
– Иногда ты приводишь меня в отчаяние! – воскликнула мать, однако сдержалась и лишь тихо прибавила: – Помни также, Джорджия, что твой внешний вид за обедом должен изгладить впечатление от безобразия, которое ты позволила себе на скачках. Оденься скромно и веди себя благоразумно – возможно, тогда гости, когда появятся в свете, отзовутся о тебе благосклонно.
И мать величественно выплыла из покоев дочери, а та показала язык закрывшейся двери и пробормотала себе под нос:
– Я такая же рабыня, как и бедная лошадка.
– Да полноте, миледи! – раздался голос Джейн, которая все это время молчком простояла в уголке.
Рассмеявшись, Джорджия и служанке показала язык. Она села дописывать письмо Лиззи, присовокупив к нему и описание только что разыгравшейся сцены.
– Вам пора одеваться, миледи…
– Сейчас-сейчас! – Джорджия быстро писала, закончив послание словами: «Если бы письмо по волшебству сегодня же попало в твои руки, я попросила бы тебя за меня помолиться. Но коль скоро такое невозможно, я повременю с отправкой, а позже отпишу, чем все закончилось». Затем сунула листок в ящик бюро, заперла его на ключ, а после всецело отдалась в руки Джейн. Она скинула халат, со вздохом надела корсет, предоставив горничной его зашнуровать. Она уже сожалела об опрометчивой просьбе помолиться за нее – ведь она обнаруживала ее нервозность. Да, вчера вечером она уединилась у себя в опочивальне, верная намерению избегать общества в течение годового траура… Но сегодня – и она отдавала себе в этом отчет – ухватилась за возможность вырваться на волю…
Она жаждала возвращения к привычной жизни, полной светских увеселений, однако сейчас, когда время положенного траура истекало, она все сильнее тревожилась. Интересно, сколько еще великосветских щеголей и щеголих считают ее тайной любовницей Ванса и причиной гибели Дикона?
Она нервно оправила корсет на костяных пластинках:
– Как же неудобно-то. Кажется, я целую вечность не надевала полного корсета!
– Но вы никак не можете выйти к гостям в деревенском полукорсете, миледи. Он выглядит убого!
– Знаю, однако как же все это несправедливо!
– А я ведь отговаривала вас посещать скачки, миледи.
– Твоя правда, но дело того стоило.
– Вы всегда так говорите, – проворчала Джейн, потуже затягивая шнуровку, – но, может, оно и лучше для вас – сперва появиться в узком кругу, а уж затем выходить в свет?
– Пожалуй, ты права. Здесь Бофор, да и Уэйвени
– Лорд Уэйвени не так давно женился, миледи, и молодая супруга его сопровождает.
– Какая досада… Но, может, я произведу впечатление на Портленда, хотя он довольно скучный тип.
– Вам куда важнее произвести впечатление на собравшихся здесь леди! Здесь будут именно те, кто обожает писать письма, разнося по свету последние сплетни.
– Ну, по крайней мере Меллисент за обедом не будет – никто не станет вздыхать и бросать на меня взоры, полные укоризны! Впрочем, со всем этим прекрасно справится ее сестрица. Ума не приложу, за что Элоиза Кардус меня терпеть не может.
– Да все вы прекрасно понимаете, миледи. Она, хоть и считается в свете красавицей, и в подметки вам не годится! А ну-ка стойте ровненько, миледи…
Джорджия выпрямилась:
– Неужели я начала горбиться? Какой кошмар! Но ты же в случае чего подашь мне тайный знак, правда?
– Вы всегда можете на меня рассчитывать.
– Ты для меня словно мудрая старшая сестрица.
Джейн рассмеялась – они с госпожой давно были задушевными подружками.
Джейн сравнялось тридцать, когда ее наняли горничной к юной графине Мейберри, и поначалу она казалась весьма строгой. Однако за внешней суровостью скрывалось редкое чувство юмора, а еще страсть к моде, на почве которой они с Джорджией и сошлись. Вскоре горничная сделалась подругой и доверенным лицом госпожи, и они вдвоем с Джорджией сочиняли уникальные наряды, в которых блистала потом на балах леди Мей.
Джорджия понимала, что ей не грех бы почаще слушаться мудрых советов Джейн, но ее приключения казались ей столь невинными, а предостережения Джейн – такими пуританскими… Тогда никаких серьезных последствий ее шалости не имели, однако впоследствии заставили злобных сплетников и злопыхателей поверить в самое худшее.
А ведь она только лишь играла в кости на поцелуи… И носила костюм греческой богини, создававший иллюзию обнаженной груди… И ее однажды застали целующейся с Гарри Шелдоном на балу у леди Родгард…
Конечно, все это было досадно, однако Дикон относился к этому с присущей ему легкостью – он утверждал даже, что проиграл как-то поцелуй супруги в карты! И он никогда впоследствии ни в чем ее не упрекал.
О, милый Дикон…
Однако без его заступничества все эти детали делали историю о любовной связи с Вансом вполне правдоподобной в глазах некоторых представительниц света. Как будто можно сравнивать несравнимое! Шелдон – отъявленный смельчак, известный доблестью, и он истинный джентльмен. Однако Чарнли Ванс, невзирая на благородное происхождение, таковым вовсе не являлся…
– Ну хоть нынче послушайте моего совета, – сказала Джейн, завязывая шнурки корсета, – ведите себя безупречно, потому что глаза всех присутствующих будут устремлены только на вас.
– Ну, я это знаю.
– Упаси вас Бог выказать волнение или стыд! Та самая дуэль – всецело дань безрассудству вашего покойного супруга, не более! И хоть вы убивались по нему от всего сердца, вам вовсе не в чем себя упрекнуть.
Джорджия едва не заспорила – ведь она знала все свои грехи наперечет. Однако Джейн сказала правду… или почти правду. Она была невинна – ну, во всяком случае, не повинна ни в чем дурном.