Скандальная репутация
Шрифт:
– Мой отец всегда поощрял моих братьев заниматься тем, что им интересно, – прошептала Розамунда.
Момент был крайне напряженным. Люк мог поклясться, что чувствует исходящий от ее тела жар.
– Ваш отец был не таким, как мой. Розамунда покачала головой.
– Да, вы правы, но в каком-то смысле он был даже хуже. Я думала, что его любовь ко мне вечна и не зависит от чего-либо, что может случиться в жизни, но жестоко ошиблась. – Она внимательно осмотрела свои руки и вздохнула. – Но мы говорили о вас.
Он расскажет ей. Хотя бы
– Вы когда-нибудь встречали мою мать?
– Мать? – Розамунда задумалась. – Да, хотя и не часто. Насколько я помню, она была очень красива.
– Не просто красива. Она была воплощением доброты, нежности и ласки, матерью, о которой можно лишь мечтать. А отец сделал ее несчастной. О, мама старалась не показывать этого. Превосходная актриса, она всегда улыбалась и делала все, что просил супруг. Она была связующим звеном в нашей семье, и только благодаря ей все мы выглядели почти нормальными. Но я видел, что скрывается под ее наигранной веселостью. Мама становилась по-настоящему счастлива, только когда отец уезжал в город, а мы оставались с ней наедине: Генри и я, а позже и Мэдлин. Но я…
– Что? – спросила Розамунда, когда герцог замолчал.
– Я был ее любимчиком. И обожал ее больше всех насвете.
– И что было дальше?
– Я не сумел ее спасти, хотя был обязан помочь ей.
– От чего?
– От моего отца и несчастливой жизни. Последовала долгая пауза.
– Что вы имеете в виду? – удивилась Розамунда.
– Я оказался трусом и не сделал единственного, о чем она меня просила.
– А о чем она просила?
Его глаза смотрели куда-то над ее плечом. Но что он при этом видел?
– Она умоляла увезти ее от мужа.
– Увезти? – переспросила Розамунда так громко, что герцог очнулся от грез.
Люк быстро подошел к двери и распахнул ее.
– Миссис Берд, простите мою откровенность. Не знаю, о чем я думал. А теперь я должен попросить вас удалиться.
Непрошеная гостья не вышла из комнаты, а закрыла дверь. Прежде чем герцог оправился от изумления, она дважды повернула ключ в замке.
Его светлость рыкнул что-то, безусловно, грозное, но Розамунда перебила его:
– Вы должны рассказать мне все! Вы и ваша бабушка так много сделали для нас с сестрой. Вам просто необходимо выговориться. А мне ваш рассказ не причинит боли. Все справедливо. Вы же заставили меня поведать мою историю с Генри. Теперь ваша очередь.
– Герцогам нет дела до очередей, – сухо проговорил Люк.
– Но этот герцог должен выполнить то, о чем я говорю. По крайней мере, один раз в жизни, – не сдавалась Розамунда.
Люк опять погрузился в воспоминания и отошел к окну. Он не мог смотреть ей в глаза.
– Мама никогда не рассказывала мне, что происходило за закрытыми дверями. Я так ничего и не узнал. Я понятия не имею, причинял ли отец ей физическую боль, как он поступал с нами время от времени, или убивал ее волю словами.
Люк сделал паузу. Розамунда молчала. Воспоминания о матери изгнали из сердца герцога суровость, даже черты его лица смягчились, стали нежнее.
– Вчера моя сестра была частично права. Отец всегда считал, что мне надо огрубеть и многому научиться. Это он устроил все, чтобы я получил офицерский чин. Дело в том, что ему необходимо было подстегнуть Генри. В каком-то смысле он действовал верно. И конечно, я старался угодить отцу, который всегда безразлично относился к моим успехам в учебе. – Помолчав несколько секунд, Люк тихо добавил: – Генри никогда по-настоящему не стремился к ответственности, которую несет с собой высокое происхождение. Я был способнее во всех отношениях. Но я был младше, а двух титулов в одной семье, увы, не бывает.
– Но почему тогда вы воспрепятствовали намерениям отца отправить Вас в дивизию Веллингтона?
– Я сбежал не для того, чтобы нарушить его планы, скорее – чтобы расстроить планы матери.
– Что?
Люк прислонился лбом к прохладному оконному стеклу. Жаль, что не было дождя. Он бы идеально подошел к его настроению.
– Мама хотела, чтобы я увез ее. Она слишком долго сдерживалась. Сказала, что больше не может притворяться, что с тех пор, как отец отослал из дома не только меня и Генри, но и Мэдлин, у нее нет никаких причин оставаться с ним. Полагала, я уже достаточно взрослый, чтобы понять ее и чтобы она могла доверить мне свою судьбу.
– Но куда она рассчитывала отправиться?
– О, это было настоящее безумие! Сначала мама назвала Шотландию, где у нее были сестры. Потом, когда я сказал, что отец там легко ее отыщет, предложила сопровождать меня на поле брани. И я не сомневался, что мама пойдет на это. Никогда не забуду этого кошмара. Дело в том, что я был уверен – он везде найдет ее и…
– И?…
– Превратит ее жизнь в самый настоящий ад на земле, мстя за то, что она выставила его перед всеми деспотом. И я уехал. Сбежал. А ее оставил. Бросил! Я думал, что только так могу помешать ей, последовать за мной на корабль.
Понимаете? Я предал мать, человека, которого любил больше всех на этой Богом проклятой земле. Я оставил ее умирать наедине с моим отцом, который терзал ее на протяжении двадцати лет.
– Как она умерла?
– Просто. Заболела и умерла. Больше я ее не видел. А вскоре не стало и отца. Он ехал в Лондон в своем экипаже, колесо попало в яму, экипаж перевернулся и упал в глубокий овраг. Кучеру удалось спрыгнуть и остаться в живых, но отец был внутри и сломал шею.
– Так он не сделал зла вашей матери?