Скандальная репутация
Шрифт:
– А каково определение вальса? Ее партнер смеясь ответил:
– «То, что отделяет нас от животных».
– Нет-нет, – вмешалась другая дама. – Это сказано о поцелуях.
Розамунда была абсолютно уверена, что уже слышала это раньше. Странно…
Вертлявый молодой человек, потеснив ее, обратился к Люку:
– Вальс располагается на сто сорок пять шагов ближе к аду. Разве не так сказано в «Словаре Люцифера», ваша светлость?
– Понятия не имею, – огрызнулся Люк, схватил Розамунду за руку и, не заботясь о приличиях, потащил к французским дверям. –
В его глазах застыло какое-то странное выражение и Розамунда едва за ним поспевала. Что это за «Словарь Люцифера», который, похоже, все знают наизусть? Люк был мрачен и все время бормотал себе под нос что-то неразборчивое. Один раз Розамунда расслышала что-то вроде: «Тупицы, не умеющие считать».
Некоторые дамы останавливали Розамунду, чтобы высказать комплимент ее голосу. Гости становились все веселее после каждого появления слуг с подносами, уставленными бокалами с шампанским и более крепкими напитками. Ата настояла, чтобы гостям не подавали лимонад.
– Чтобы не разбавляли, – заявила она. И оказалась права. Никто не обратил внимания, как Люк и Розамунда проскользнули через толпу и подошли к дверям.
В небе светила молочно-белая полная луна, на ее поверхности виднелись таинственные долины.
– Что ты имел в виду, назвав их идиотами, не умеющими считать?
– Я не говорил «идиоты». Я сказал «тупицы». Все же знают размерность вальса. Там три такта.
– Извини, не поняла.
– Что тут непонятного? Это же простая арифметика. При такой размерности никак не может быть сто сорок пять шагов, а только сто сорок четыре.
Словно костяшки домино, которые Розамунда любила складывать на полу детской комнаты в Эджкумбе, последние слова Люка помогли ей сложить целостную картину.
– Ты… – Она нахмурилась. – Не понимаю, почему ты так раздражаешься всякий раз, когда слышишь цитату из этого странного словаря. Как будто…
– Как будто что? – поинтересовался Люк, сжимая губы в тонкую линию.
– Как будто это слишком много для тебя значит. Ты с этим как-то связан? Может быть… – Фразу она договорила только мысленно. Все циничные определения из книги, которые при ней только что цитировали, были сродни умным и слегка насмешливым замечаниям, которые ей не раз приходилось слышать от самого Люка.
– Розамунда… – с отчетливой угрозой в голосе предупредил он.
– Книгу написал ты, не правда ли? – спросила она. – Но зачем делать из этого секрет? Почему ты ничего не сказал мне?
– А почему ты не сказала мне, что поешь как ангел?
– А тебе никто не говорил, что ты достиг совершенства в умении менять тему разговора?
– Мы обсудим это позже. – Герцог обнял ее и закружил в вальсе. – Мы должны потанцевать, причем на публике, иначе разразится новый скандал.
Она поняла, что он, возможно, никогда не поделится с ней сокровенным. После приезда в Лондон между ними возникла трещина, которая с каждым днем увеличивалась. Одно время ей казалось, что она понимает, какие демоны его одолевают, но, очевидно, ошибалась.
Задумавшись, Розамунда смотрела
Розамунда так и не смогла расслабиться, пока не убедилась, что гости больше на них не глазеют и вернулись к неспешной светской болтовне. Только тогда ее сердце воспарило в небеса, и она всецело отдалась радости танца. Как это оказалось прекрасно – беззаботно кружиться в вальсе в крепких объятиях Люка! Розамунда не сомневалась, что он великолепный, надежный партнер и в танце, и в жизни. Она позволила себе раствориться в музыке, плавно скользя по сверкающему полу. А взглянув в потемневшие загадочные глаза Люка, едва не зарыдала от желания.
– Ты избегала меня, – тихо сказал он.
– О чем ты?
– Только не лги. Умение лгать – это, безусловно, достоинство, если только ты не лжешь мне.
– Но мы же совсем недавно ходили на прогулку!
– И с тех пор ни минуты не были вдвоем. – Он на мгновение тесно прижал партнершу к груди, чтобы избежать столкновения с другой парой.
Он не должен так говорить. В конце концов, у нее нервы не железные.
– Люк, прошу тебя… – взмолилась она тоном, который даже ей самой показался жалким.
– Почему ты не сказала, что умеешь петь? – повторил герцог.
– А почему ты предполагал, что я не умею?
– Потому что я всегда предполагаю в людях худшее. И почти никогда не ошибаюсь. А значит, и не удивляюсь. Правила дьявола, знаешь ли.
Розамунда покачала головой и заставила себя улыбнуться:
– Джентльмены вроде тебя не любят удивляться.
– Совершенно верно.
Все же он был уникальным человеком. Еще никогда и ни с кем Розамунде не было так хорошо и уютно. Ни с кем она не чувствовала себя красивой. Желанной. Настоящей королевой.
– Тогда я рада, что удивила тебя, хотя тебе это и неприятно. Но, полагаю, ты не должен так уж строго придерживаться своих правил дьявола.
– Пытаешься схватить дьявола за фалды фрака? – Герцог прищурился. – Вижу, ты позабыла о надменности, присущей моему высокому положению.
Розамунда рассмеялась, в очередной раз удивившись, как ему всегда легко удается очаровать ее, пленить, заставить трепетать. Воистину его магнетизм был неисчерпаем. Как и остроумие.
– Тем не менее, до отъезда я постараюсь, чтобы ты обдумал некоторые правила и изменил свое к ним отношение.