Скандально известная
Шрифт:
Уикхэм услышал ее слова и теперь искренне забавлялся. Не приходилось сомневаться, что содержимое фляжки оказало на него действие: щеки графа слегка разрумянились, руки и ноги раскинулись в стороны.
– Твой слуга… как его… ах да, Джим… тоже сумеет оказать помощь. Я не ж-желаю, чтобы ты была свидетельницей этого… с-свежевания туши.
– Едва ли, милорд, это возможно, – ответил расстроенный Ормсби. – Вы должны знать, что… – «Милорд» смерил его таким взглядом, что врач громко сглотнул. – Дело в том, что… – Он понизил голос и посмотрел на Габби. – Миледи, учитывая, что ваш брат мужчина крупный
Габби посмотрела на Уикхэма. Тот подозрительно косился на них, но был занят тем, что осушал фляжку Барнета. Конечно, ее место мог бы занять любой слуга, но стоило ли это делать?
Если правда обнаружится, это погубит и ее, и Уикхэма.
– Ступай! – злобно сказал «брат», опустив фляжку.
– Мне лучше остаться, – решительно ответила Габби и многозначительно посмотрела ему в глаза.
Либо Уикхэм понял намек, либо смирился со своей участью. Во всяком случае, спорить он не стал.
Закончив приготовления, врач посмотрел на Барнета и кивнул. Мрачный Барнет отложил фляжку и грузно опустился на край кровати.
– Зажмите это зубами, милорд, – сказал он и начал скатывать в пальцах льняной носовой платок, пока тот не превратился в тугой жгут.
Хотя Уикхэм был уже пьян, это не помешало ему понять слова слуги. Он скорчил гримасу, но послушно открыл рот. Барнет вставил ему жгут в зубы, а затем обхватил руками предплечья и грудь хозяина.
То, что последовало далее, было очень неприятно. Ормсби пытался нащупать пулю; Уикхэм корчился и сквозь платок утробно рычал от боли. Как и предсказывал Ормсби, сил одного Барнета не хватило. Пришлось привлечь Джима. Тот неохотно уселся на лодыжки Уикхэма и прижал его колени к матрасу.
Когда пулю извлекли, Габби была измотана так же, как и сам Уикхэм.
– Ха! Вот она! – Ормсби торжествующе поднял в воздух окровавленный свинцовый шарик неправильной формы, а затем бросил его в подставленную Габби лохань.
Уикхэм, в критический момент застонавший и выгнувший спину, несмотря на объединенные усилия Барнета и Джима, вздрогнул всем телом и рухнул на матрас. Из оставленного Ормсби отверстия ударила кровь. Врач хмыкнул и начал ее останавливать. Уикхэм, голова которого покоилась на плече Барнета, выплюнул изжеванный платок.
– Кажется, сейчас меня вырвет, – пробормотал он.
Джим слез с лодыжек Уикхэма, Барнет поддержал ему голову, и «милорда» действительно стошнило. Габби едва успела подставить лохань.
10
Когда Габби вышла из графской спальни, у нее от усталости кружилась голова и подкашивались ноги. Ормсби прижег рану, присыпал ее порошком базилика, перевязал, оставил кучу снадобий, которые следовало принимать в разное время и в разных дозах, и отбыл, пообещав зайти позже.
Уикхэм, измученный операцией и все еще не очнувшийся от действия скверного джина, задремал. Барнет выразил желание остаться с хозяином, пока тот не выздоровеет. Джим вслед за Габби вышел в коридор – слава богу, пустынный. Видимо, слуги отправились следом за Ормсби, сгорая от желания узнать новости о самочувствии хозяина.
– Если у тебя есть что сказать – а я вижу, что есть, – то поговорим
На челюсти Джима, поросшей седой щетиной, красовался синяк. Только теперь Габби вспомнила об ударе, который нанес ему Уикхэм. Джим был маленьким, но задиристым и злопамятным.
– Мисс Габби, сами знаете, далеко не каждая леди способна устроить такой шум. – Джим говорил тихо, но от этого его слова звучали еще более мстительно. – По этой парочке виселица плачет. Вы правильно сделали, что выстрелили в мерзавца. Он…
– Можешь думать что угодно, но держи язык за зубами, – резко прервала его Габби. – Кем бы ни был этот человек, он представляет для нас меньшую опасность, чем кузен Томас.
– Конечно, мистер Томас идиот, но он не станет убивать нас в собственной постели, – возразил Джим. – А эти мерзавцы заслуживают если не виселицы, то каторги. Если бы вы позволили мне сходить на Боу-стрит [4] …
4
Улица в Лондоне, где расположено здание центрального уголовного суда.
Он осекся, заметив, что по коридору идет Мэри с лоханью горячей воды. При виде Габби Мэри сделала книксен.
– Доброе утро, Мэри.
– Доброе утро, мэм. Миссис Бакнелл подумала, что вам может понадобиться горячая вода, мэм, – сказала Мэри.
– Прекрасно. Спасибо, Мэри. Отнеси лохань в мою спальню. Я сейчас приду.
Дождавшись ухода служанки, Габби вновь посмотрела на Джима.
– Если обнаружится, что этот человек не Уикхэм, он сообщит всем, что Маркус мертв, – быстро сказала она. – После этого титул перейдет к кузену Томасу. А ты сам знаешь, что, как только Томас станет графой, все мы – я, сестры, ты и остальные слуги – окажемся на улице. Поверь мне, я выбрала меньшее из двух зол.
Джим насупился и покачал головой:
– Мисс Габби, если вы так решили, я умолкаю. Но думаю, что вы совершаете большую ошибку. Эти разбойники…
По лестнице поднялась горничная, тащившая обеими руками ведро с углем. Плечи бедняжки сгибались от тяжести. Джим умолк на полуслове. Воспользовавшись этим, Габби пошла к своим покоям.
– Я ложусь спать, – сказала она Джиму, когда девушка прошла мимо. – И советую тебе сделать то же самое.
– Сомневаюсь, что смогу закрыть глаза, пока дом полон разбойников и мерзавцев, – с горечью ответил Джим. – Но, если меня утопят в сточной канаве, кто будет защищать вас?
– К счастью, пока никто из нас в защите не нуждается. Им не до того. Один ранен, а второй вынужден ждать его выздоровления. – Сделав этот оптимистический вывод, Габби потянулась к дверной ручке.
– Ага, верно. Но если они решат, что в их положении избавиться от свидетелей важнее, чем лечить раны, то нам крышка. Мисс Габби, я буду держать ушки на макушке, и вы делайте то же самое. Этим канальям нельзя доверять ни на грош.
Когда Габби наконец вошла в спальню и поручила себя заботам Мэри, мрачное предупреждение Джима еще звучало в ее ушах. Потом измученная молодая женщина легла в постель и через несколько минут уснула мертвым сном.