Скандальные признания
Шрифт:
Он усилил натиск, и поцелуй стал еще глубже. Дебора сильней прижалась к твердому напряженному телу и поцеловала в ответ, с наслаждением ощущая, как его руки сжимают ей талию, как неразделимы их губы, как язык завладевает ее ртом. Она наслаждалась мужественностью, превращавшей ее в женщину. Роскошные поцелуи, как спелые фрукты, приносили невероятное наслаждение, все более глубокие и лихорадочные, почти на грани отчаяния.
Эллиот усадил ее верхом на себя.
— Я хочу видеть тебя, — прерывисто выдохнул он, проводя руками по ее плечам и стаскивая пальто. — Какие формы! А кожа! Как прекрасно! Я хочу видеть.
Ее пальто полетело на доски эллинга. За ним его пальто, затем и жилет. Пожирая
— Красивей любой мечты, — произнес он, поглаживая ее грудь и спускаясь до талии. — Красивей, чем в темноте холла. — Его губы растянулись в чувственную улыбку, отчего ее мускулы мучительно напряглись. — Ты прекрасна, невероятно прекрасна.
Он плотно обхватил губами ее сосок и с силой втянул в рот. Ее обдало горячей волной, как ударом молнии, все внутри свело судорогой, разгорался огонь, спускаясь все ниже и ниже. Она начала извиваться, Эллиот что-то прорычал, удерживая ее на месте. Он продолжал посасывать ее грудь, сначала одну, потом другую, распространяя сладостный жар по всему телу, пока она не обезумела от нестерпимого желания.
Дебора беспомощно дергала его за рубашку. Эллиот нетерпеливо стянул и отбросил в сторону. Дебора прикоснулась к нему, ощущая теплую кожу и жестковатые волоски на груди, перевернутой стрелой спускавшиеся к животу. Она чувствовала, как учащается его дыхание от взаимных прикосновений и взглядов.
— Я хочу тебя, — произнес Эллиот.
Она и не сомневалась в нем. Она тоже его хотела, болезненно, мучительно, незнакомо, по-настоящему, так сильно, что даже представить себе не могла.
— Да, — ответила она. — Да.
Он притянул ее ближе безжалостным поцелуем и подмял под себя, прокладывая обжигающую цепочку поцелуев до самой груди. Он посасывал, поглаживал и пощипывал ей грудь, пока желание не стало для нее нестерпимым, а поцелуи не перестали приносить удовлетворение.
Он расстегнул ее бриджи, опустил туда руку, погладил живот. Дебора вскрикнула. Его пальцы спустились ниже, к нежной плоти, прошлись по завиткам внизу живота и погладили другое бедро. Она снова застонала и выгнулась под ним, впиваясь ногтями в спину. Напряженная до предела, как натянутая тетива, она почувствовала, как тает под его настойчивыми ласками, его ароматом и тяжелым телом. Эллиот передвинулся, поднял голову от соска и накрыл губами ее губы, заглушая инстинктивный крик протеста. Он целовал ее сильно и глубоко, но потом ее стали накрывать и другие ощущения. Его ласковые пальцы плавно проникли во влажное горячее сосредоточие женственности.
Все ее тело свело судорогой. Подобное она испытывала не впервые, ей пришлось научиться получать удовольствие в одиночестве, но то, что почувствовала сейчас, не шло ни в какое сравнение. Это не просто разрядка, универсальное средство расслабиться. Совсем иначе. Медленно разгорающееся удовольствие, настолько сладкое, что хотелось продлевать и продлевать наслаждение. Еще немного, еще. Она напряглась, пытаясь сдержаться. Еще. Но Эллиот завладел ее ртом, его пальцы снова поглаживали нежную плоть. И она покатилась в пропасть.
— Давай же, — произнес он гортанным голосом, и его прикосновения стали целенаправленными, а ласки сильнее и быстрее, пока она не почувствовала, что не дождется завершения. Она больше не могла сдерживаться и уткнулась ему в плечо, заглушая собственный крик, содрогаясь от кульминации. Потрясенная ее силой, она цеплялась за Эллиота и едва дышала.
Он обнимал ее, хотя болезненная
Дебора приняла вертикальное положение. Достоинство Эллиота было значительно больше, чем у Джереми. И очень твердое. Джереми никогда не был таким. Ей хотелось дотронуться до него, но она боялась. Когда она прикасалась к Джереми…
Нет, только не эти воспоминания! Дебора в отчаянии пыталась от них избавиться, затолкать куда-нибудь в далекий угол, но память о прошлом набирала силу, а храбрость слабела, подобно мужественности Джереми. Сейчас ведь все по-другому. «Эллиот совсем другой», — напомнила она себе, но все же не смогла протянуть к нему руку. Так хотелось к нему прикоснуться, что даже мысль о возможном позоре была непереносима. Всю ее уверенность как ветром сдуло, вместе со сладко щекочущей кульминацией и восторгом ночного приключения. Теперь она чувствовала лишь опустошенность. Отодвинулась от него, забилась в уголок баржи.
— Извини. Извини, я просто не могу. Такое внезапное отступление его просто ошеломило.
— Не можешь? — повторил он, пытаясь вникнуть в ее слова, понять, как пылающая богиня с золотистыми волосами и розовыми, как сама женственность, сосками может так быстро превратиться в робкое, забитое существо. — Я сделал тебе больно? Я тебя испугал? Я не хотел…
— Нет-нет, дело во мне. Я не должна была… я думала, что смогу, но нет. Мне так жаль, Эллиот.
Желание причиняло ему боль. Она такая разгоряченная и влажная. Готова его принять. Но он увидел ее бледное напряженное лицо и перепуганные глаза. Чем он это заслужил? Осознав, что еще обнажен и до сих пор тверд, Эллиот схватил с палубы ворох одежды и быстро натянул рубашку и бриджи. Потом передал Деборе ее одежду и стал обуваться.
Дебора дрожащими руками натягивала рядом с ним свой жилет.
— Давай я. — Эллиот помог ей застегнуть пуговицы. Ему на руку упала слеза. — Ты не можешь мне рассказать, в чем дело?
Она отрицательно покачала головой.
— Мне казалось, ты хотела.
— Я не могу. — Дебора шмыгнула носом и вытерла глаза рукавом.
— Не скажешь почему?
— Я не могу. — Дебора судорожно втянула воздух. — Я думала, что смогу… но не стоило питать иллюзий. Я не должна была… мне надо было тебя остановить, но с тобой я начинала чувствовать… и я подумала… но я не должна была. Нам пора ехать, а то лошади могут застынуть. — Она отпихнула его в сторону, натянула сапожки и на дрожащих ногах стала выбираться с баржи.
— К дьяволу этих проклятых лошадей! — воскликнул Эллиот и схватил ее за плечи. — Что, черт возьми, такое кроется в твоем замужестве и так на тебя подействовало? Посмотри на себя, ты вся дрожишь.
— Ты сердишься на меня. Имеешь полное право. Это моя вина. Мне очень жаль. — Всегда так, все из-за нее. Как она сглупила, решив, что сейчас все может быть по-другому. По щеке скатилась другая слеза. Дебора отчаянно заморгала. В груди бушевали чувства, о которых не должен был узнать Эллиот. Нельзя, чтобы они ее захлестнули, только не так. И она поступила единственным известным ей способом. Вытеснила все, что чувствовала. Притворилась каменным изваянием, сверкающим недоступным камнем. Это оказалось значительно труднее, чем ей помнилось, но она много лет практиковалась в подобном искусстве. — Нам пора ехать.