Скандальный дневник
Шрифт:
Она вышла из детской только через час с небольшим. Задремав на кровати няни, она проснулась от промозглого холода и в последний раз остановилась взглядом на кровати Робби. Наконец-то, после стольких лет, сумела посмотреть в лицо судьбе и принять неизбежность смерти сына — принять раз и навсегда.
Теперь ей предстояло сразиться с новыми демонами.
Она как раз размышляла над этим, когда вошла Кэтлин с простынями. Горничная слонялась по комнате и ругала погоду, а Эвелин молча сидела у окна. Внезапно она увидела Натана, идущего с берега реки. На нем были плащ, застегнутый у горла,
— Боже мой, нашел время для прогулок, — буркнула Кэтлин. — Так ведь запросто можно простудиться.
Эвелин приложила ладонь к оконному стеклу. Оно было холодным. Натан наверняка замерз.
— Скажите ему, мэм. Вас он послушает.
— К сожалению, моего мужа не интересует мое мнение.
— О вреде дождливой погоды? — недоуменно спросила Кэтлин.
— Обо всем. Он переменился ко мне.
— Что? Вы наверняка ошибаетесь, мэм, — возразила горничная, отворачиваясь от окна. — Позвольте сказать: я видела, как он на вас смотрит. Во всей Англии нет мужчины, который любил бы свою жену сильнее, чем он, вы уж мне поверьте.
— Это было до его последней поездки в Лондон на этой неделе, — вздохнула Эвелин и провела пальцем по стеклу, — и до его встречи с Данхиллом.
Тишина была такой оглушающей, что Эвелин оглянулась. Бедняжка Кэтлин стояла, разинув рот.
— О Господи, — наконец выдавила она. Эвелин грустно улыбнулась:
— Вот именно.
— Но вы же извинились перед ним.
Это прозвучало как утверждение. Неодобрительный тон горничной удивил Эвелин. У нее в голове крутилось множество резких ответов, но она вдруг поняла, что Кэтлин права: надо попросить прощения. В то время это казалось ей странным — извиняться перед человеком, который вел себя ничуть не лучше ее. Она ненавидела общество, которое, закрывало глаза на грехи мужчины, а женщину безжалостно казнило за малейшую оплошность.
Однако то, что сделал Натан, почти не имело значения. Важно было то, что сделала она. Эвелин теперь искренне раскаивалась и жалела, что вообще уехала из Истчерча. Жалела обо всем, что с ними произошло, и, самое главное, о том, что ей не хватило сил это выдержать.
Поэтому вечером того же дня Эвелин изобрела предлог для встречи с мужем — попросила Бентона сказать графу, что у нее в спальне не работает камин. Когда Натан пришел, она попросила у него прощения.
— Что? — спросил он, стоя на одном колене и осматривая дымоход.
— Прости меня, — повторила она, крепко сцепив руки. — Я очень, очень… виновата перед тобой, — произнесла она с запинкой, разводя руки в стороны.
Натан встал с пола и удивленно воззрился на нее:
— Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду. О Боже, как же это трудно!
— Прости меня, Натан, зато, что я заставила тебя страдать.
Он молча смотрел на нее.
— Прости меня зато, что я не смогла справиться со своим горем после смерти нашего сына. Прости, меня за то, что я уехала в Лондон и… — Она махнула рукой, не в силах продолжать. — Прости меня за то, что наше короткое перемирие продлилось так недолго. Просто я… — Она замолчала, тщетно пытаясь подобрать слова, которые выразили бы ее чувства.
Натан слегка нахмурился:
—
— Я откручу голову болвану Бентону.
— Бентон здесь ни при чем, это я его попросила. Сначала он упирался, но мне удалось его убедить. Ты же знаешь, он всегда меня слушается.
На лице Натана появилось стоическое выражение. Эвелин тряхнула головой, пытаясь собраться с мыслями.
— На самом деле я просто хотела с тобой поговорить, но, поскольку мы очень редко видимся, я… заставила Бентона тебя обмануть. Теперь, когда ты здесь, я хочу, чтобы ты знал — я очень виновата перед тобой. И искренне прошу у тебя прощения. У меня нет слов, чтобы выразить тебе всю глубину моего раскаяния.
— Понятно, — коротко ответил он и взглянул на музыкальную шкатулку, которая по-прежнему стояла на каминной полке ее спальни.
Только сейчас вспомнив о ней, Эвелин, удивляясь самой себе, решительно пересекла комнату, взяла шкатулку в руки и с размаху швырнула ее на плиточный пол перед камином. Шкатулка разлетелась на несколько крупных обломков.
— О Боже! — пробормотал Натан. Уцелевшая танцующая парочка покатилась по полу и остановилась, наткнувшись на мысок туфли Эвелин. Поддавшись внезапному порыву, она принялась яростно топтать фарфоровые фигурки.
— Вот так! — Она упала в кресло, сняла покореженную туфлю и потерла ногу. — Понятно?
— Еще бы!
Натан стоял подбоченившись и смотрел на обломки шкатулки. Эвелин, надеялась, что улыбка, которая играла на его губах, — не плод ее воображения.
— Ну что ж, я…
Но он не успел договорить, потому что в дверь постучали. Когда Натан открыл, на пороге возник Бентон. Дворецкий виновато поклонился:
— Прошу прощения, милорд, но наконец-то прибыл шериф.
— Нашел время, черт возьми! Иду.
Бентон кивнул и тут же исчез. Натан оглянулся на Эвелин.
— Мы продолжим этот разговор позже, — сказал он и покосился на разбитую музыкальную шкатулку. — Смотри, не наступи на обломки, — добавил он и размашисто вышел из комнаты.
Застонав, Эвелин в изнеможении откинулась на спинку кресла.
Глава 31
Закончив свои обычные утренние дела, Френсис Брейди спросил у бабушки, которая приглядывала за ним, пока отец был на работе, можно ли ему пойти на кладбище и прибраться на могиле малыша. Бабушка обмотала его шею шарфом (на улице было ветрено) и отпустила, наказав вернуться домой к полудню.
Шагая по своей любимой лесной тропинке, мальчик нашел ветку, которая упала с дерева во время грозы. Из нее получился отличный меч. По дороге Френсис сражался с невидимыми врагами: пригибался, прячась за деревьями, а потом выскакивал и делал молниеносные выпады, не оставлявшие противнику ни малейшего шанса. Добравшись до опушки возле церкви аббатства, он утратил интерес к ветке, выбросил ее и вышел из леса, держа руки в карманах. Длинный шарф размотался и волочился за ним по земле.
Из-за угла церкви появился мужчина. Френсис улыбнулся. Он довольно часто видел здесь этого человека. Улыбнувшись в ответ, мужчина протянул руку для приветствия: