Скандалы не дремлют
Шрифт:
Она замолчала, и он понял, что затронул что-то важное.
— Мне жаль, Эва. Он умер, да?
Вопрос, казалось, вырвал ее из мыслей, и она вздохнула.
— Я потеряла его не так давно. Не знаю. Иногда мне кажется, что всего лишь вчера. А иногда, словно десятки лет назад.
— Что насчет твоей мамы? — он осторожно задал этот вопрос. Ему было очень интересно узнать о ее прошлом, но она серьезно отнеслась к «никаких фамилий» соглашению. Он не хотел спугнуть ее.
Мгновение она оставалась спокойной, а затем повернулась к нему лицом.
— Она ушла, когда
Он был более чем готов обсудить свое прошлое, если это поддержит разговор.
— Ну, знаешь, я рос в состоятельной семье.
Ее нос сморщился самым милым образом, давая ему понять, что она не была удивлена.
— Да, думаю то, что ты в состоянии позволить себе этот супер дорогой люкс на три ночи, доказывает, что у тебя есть деньги, Габриэль.
Он помолчал.
— Подожди. Хм, я думал, ты будешь платить за него. Я сказал им, что это все на твое имя.
Ее рот приоткрылся, а глаза расширились от шока.
Со смехом Гейб продолжил,
— Я пошутил, детка.
— Придурок, — фыркнула она, но снова облокотившись на него.
Еще ему нравилось дразнить ее.
— Как я уже говорил, я рос в богатой семье, но это не является гарантией счастья.
— Почему тебя отправили в школу-интернат? — спросила она.
Он был уверен, что ей чужда сама идея. Отец Эвы, вероятно, был очень опекающим. Он не мог представить, что ее отец позволял ей жить отдельно девять месяцев в году.
— Потому что каждый мужчина в моей семье в течение последних ста лет посещал Академию Крейтон, и по замыслу отца, я не стал исключением. Моя семья приехала на Мэйфлауре. Мой пра-пра-пра-и так далее дед был одним из первых американских чиновников, кого захватили во время войны. Его смерть в тюрьме Редкоут является серьезным предметом гордости для моего отца.
Она нахмурилась, между ее бровками образовалась милая складочка.
— Я уверена, что одним из моих предков был Джон Уилкс Бут.
— Какое несчастье. Моя мать наверняка бы запретила мне с тобой видеться, — он поцеловал ее в лоб. — Опять же, я шучу. Я просто говорю, что жил по определенным правилам.
— Должно быть, это было сложно. Тебе не разрешали быть ребенком?
— Именно. Я должен был быть представителем своей семьи. Мой отец был воспитан определенным образом, и он передал это мне. Он был отстранённым, хотя я считаю, что он любил меня глубоко внутри. Забавно как наши точки зрения могут меняться с возрастом. Теперь я вижу, что он пытался сблизить нас единственным способом, который он знал, — он много лет не обсуждал это, и никогда раньше так откровенно. Он говорил о родителях с Сарой, но никогда не хотел критиковать их перед ней, так что он не был полностью честен насчет своих чувств. Может быть, он чувствовал себя так естественно с Эвой из-за того, что провел с ней так много времени обнаженным. Казалось, говорить с ней — это правильно.
— И каково это было?
Он улыбнулся от воспоминаний.
— Мы летали. Он начал брать меня в полеты на аэроплане, когда мне было шесть. Я был чертовски напуган, но мне нравилось.
Эва ласкала его грудь, ее прикосновение успокаивало.
— Ничего себе, самое большое одолжение, которое мне сделал папа, это когда позволил мне ездить на заднем сиденье патрульной машины, чтобы все думали, что меня арестовали. Мне было восемь лет. Я думала, что так буду выглядеть крутой. Затем меня на самом деле арестовали из-за инцидента с Питером Джексоном, и это действительно погубило меня навсегда.
— Могу себе представить, — хотел бы он послушать ту лекцию. Он был уверен, что это было нечто выдающееся. Ему было интересно, что она скажет, если узнает, что недавно он был на вечеринке у этого известного режиссера.
— Так, значит, твой папа научил тебя летать, — сказала она с удивлением в голосе.
Он бы хотел поднять ее в воздух. Подняться выше шести тысяч метров, где мир исчезал, и человек мог видеть вечность.
— Да. Он был холодным человеком, но он дал мне это. Я думаю о нем, когда летаю. Он умер несколько лет назад. Инфаркт. Хотя, думаю, это началось раньше. Авиационное агентство забрало у него лицензию, потому что он не прошел медицинское обследование. После того, как он был вынужден оставаться на земле, он был уже не тем. Через год мать скончалась от рака. Я скучаю по ним. Не думал, что буду, но скучаю.
Она села и посмотрела на него сверху вниз, ее глаза торжествующе сверкали.
— Это то, что нас объединяет. Мы сироты. Я знаю, это звучит глупо, так как мы взрослые, но после того, как умер папа, я не могла выкинуть это слово из головы. Я предполагаю, что не имеет значения, сколько нам лет. Мы по-прежнему нуждаемся в наших родителях. У меня был только один из них, но его было достаточно.
— Он хорошо справился, — его затопила нежность.
— Как и твой, Габриэль.
Он не мог удержаться от смешка.
— О, если бы я мог согласиться. Ты не знаешь меня за пределами этой комнаты. Ты не знаешь, на что я способен. Я воплощаю все, что хотел видеть во мне мой отец. Безжалостный. Успешный. Неумолимый. Упертый. Высокомерный.
Он был человеком, у которого дергались руки при мысли о том, что Мэд ошивался около Сары. Он был человеком, который по-прежнему собирается найти женщину, которую трахал Мэд после Сары, и убедиться, что она никоим образом не извлечет выгоды из смерти Мэда.
Эва оседлала его, обхватив его лицо руками.
— Я не верю тебе. Думаю, здесь ты больше похож на себя, чем там. Я знаю, чувствую это. Уже многие месяцы я не чувствую такого спокойствия, которое у меня было в эти последние два дня. Я действительно не хочу, чтобы это закончилось.
Гейб обвил руками ее бедра, упиваясь ее формами. Его член снова был в полной боевой готовности.
— Как и я. Иди сюда, детка. Давай подведем итог сегодняшнему вечеру и поговорим утром. Может быть, тогда ты передумаешь.
Он перевернул ее, молясь, что ему удастся убедить ее дать ему больше.