Скандинав

Атамашкин Валерий Владимирович

В себя приходят мужички, со страхом и любопытством рассматривающие меня.

– Упиремь, – со знанием дела произносит один из них, обращаясь к брату (в том, что передо мной два брата у меня нет никаких сомнений – Биба и Боба прям).

– Да ну на хер? – все еще изо всех сил стараюсь вызвать консоль и установить потерянное соединение с системой. – Какой я тебе уперем?

– Ты, упиремь, – решительно заявляет мужик. – Подох, а теперь очухался.

– Сжечь бы… – вкрадчиво добавляет второй.

– А ещё че, – консоль так и не появилась.

Мужички

ничего не отвечают, но оба отступают – шажок, другой, как бы незаметно. Оба держат в руках палки, видимо подобранные прямо тут. Похоже, что одной из таких палок мне тыкали в плечо. Вот засранцы, как дети малые, что палками в дохлую кошку тычут. Однако, настроены мужики весьма решительно, палки не опускают. Получать же деревяшкой по горбу нет желания, пусть и виртуально, но здесь очень хорошо чувствуется физическая боль. Как-то не учли программеры, что можно по щам от аборигенов получить. Впрочем, при всей своей внешней духовитости, мужички не спешили наступать.

– Мирослав, говорил тебе, что его на костер надо было.

– Надо было.

– И что делать теперь?

– Не знаю, Борислав. Рожа не красная вроде, может он и не упиремь?

С этими словами синхронно опускают палки. Может устали держать «оружие» на изготовке, а может понимают, что я без агрессии. На самом деле мне фиолетово, как на этих двоих, так и на их семьи. Что видится невооруженным взглядом, так это внешний вид братцев, выглядевших совершенно уставшими, измотанными и к тому же испуганными. По всему их виду очевидно – не до преданий молодцам сейчас, не до суеверий.

Не менее вымотанными и обессиленными выглядят их жены. Даже дети, у которых «по положению» в одном месте установлен вечный двигатель с неиссякаемым запасом энергии, и те поникшие и ведут себя тише воды ниже травы. Грудничок на руках у одной из дам и тот спокойно спит, посасывая мамкину грудь.

– Упиремь он ведь какой, известно – людей жрет, буйный, а этот не такой, – резюмирует мужичок.

– Я не упиремь, – качаю головой.

Ловлю себя на мысли, что не только прекрасно понимаю речь славян, но и бойко изъясняюсь сам. И если первое предусмотрено программой, то второе, навык древнеславянского языка, не предусмотрено ничем. Вот бы поймать этот программный баг – чует моя жопа, что в такого рода багах кроется ответ на вопрос «почему все пошло не так?».

– Если не упиремь, то как звать?

– Как-как… Дроченъ, – отвечаю раздраженно после некоторой паузы, припомнив одно из потешных славянских имен, прочитав которое я хохотал минут пять.

Мужчина продолжает талдычить.

– Ты уж не серчай, Дроченъ. Мы че тебя за упиремя приняли, – тыкает указательным пальцем и мизинцем, «козой», себе в глаза. – Вот этими глазами видел, как ты в Ладоге сомлел.

– Ага, думали, что тебя в Ладоге убили, – подхватывает второй брат. – А ты оказывается выжил, цел целехонек.

– Еще и деру дал, что нас обогнал.

Целехонек, блин.

Вслух ничего не отвечаю. Вещала эта парочка логично. Даны были? Были. Один из них напал? Напал. Вон рана до сих пор не затягивается. Напрашивается вывод, что передо мной ладожане, как и я уцелевшие чудом в прибрежной резне. Именно что чудом, потому что я помню с каким остервенением расправлялись захватчики с горожанами. Интереснее другое – выходит, я сам, вернее тот аватар, в котором я пребываю в вирте – ладожанин. Бинго… точнее еще один баг, потому что программа не подразумевает привязки. Ни территориальной, ни тем более привязки аватара к конкретной исторической личности.

Программеры мне все мозги прожужжали, что погрузившийся в виртмир выступает в роли независимого наблюдателя, не влияющего на происходящие события и уж тем более не являющегося их частью. А я, выходит, влияю? Самым прямым способом. Так себе инсайт.

Хотя… если пофиксить баги, пусть не сейчас, а по завершению сеанса, мы запилим такую многофункциональную платформу дополненной реальности, что ребятам в Кремниевой Долине останется курить в сторонке и завидовать молча. Стартап не то что на миллион, нет, дело на миллиард.

С такими мыслями расслабляюсь и решаю получить удовольствие от происходящего.

– Дроченъ, а Дроченъ, ты идти можешь? – выдирает меня из размышлений Мирослав.

– Ну могу, как видишь мне ноги не отрубили, – отшучиваюсь, хотя имечко я себе выбрал еще то, но прикольно же.

Шутки правда не оценивают, на лицах братьев не видно даже подобия улыбки.

– Я чего спрашиваю, – Мирослав деловито скрещивает руки на груди. – Ты съестного или чего полезного не припрятал разом? Сам видишь, у меня мелюзга, женушка беременная, кормить надобно… а ты вроде как сам идти можешь.

– Не помню, – не вру, все события с момента удара и до встречи со славянами буквально стерлись из моей головы. – Но кажись ничего нет. А с чего ты взял, что я тебе, добрый человек, что-то отдал бы, даже если бы было?

– С того… – отвечает. – Куда денешься?

По выражению лица Мирослава видно, что тот готов на жаркий спор. А вот тяму умное что сказать – тяму нет. Но я спорить не хочу, лезть на рожон тоже – не сейчас. У них в руках палки, у меня – нет.

– Слушай, ну было бы чего – отдал, а так ничего нет. Хоть обыскивай.

На лице Мирослава отражается потуг, он тщетно думает, что

Ну-ну.

Провожаю первого брата взглядом – он шагает к семье. Второго брата окликает жена.

– Борислав, долго мы еще будем стоять? Вон твой брат уже пошел, а мы чего ожидаем?

Борислав пожимает плечами, тоже разворачивается и шагает вслед за братом, с трудом волоча ногами.

– Береги себя, рана глубокая, – бросает мне на последок.

Как только братья возвращаются к семьям, небольшой отряд славян немедленно выдвигается в путь. Тащат с собой тюки с вещами, даже беременная. Через пару минут славяне уходят достаточно далеко.