Скатерть на траве
Шрифт:
– Я говорю, больше некому, – повторил Короткой.
– Нужна веская причина для таких чрезвычайных мер.
– Зачем ему свидетель, который все знает?
– Все-таки одним этим трудно объяснить поведение Казалинского.
– Чужая душа – потемки.
– Может быть, есть какие-то другие мотивы?
И тут Коротков дал осечку. Он спросил:
– У него?
Лживые люди, привыкшие врать даже без надобности и по ничтожным поводам, когда, например, у них интересуются: «Ты вчера в кино ходил?», обычно пере-спрашивают: «Кто – я?» Чтобы дать себе время придумать ответ. Тут
– Клешня – страшная личность. Никто не знает, на что он способен.
– Александр Антонович был другого толка человек, не правда ли?
– Небо и земля! – воскликнул Коротков. – Александр Антонович – взрослый ребенок.
Позиции сторон, что называется, окончательно определились. Журавлев подкинул Короткову возможность продемонстрировать свою любовь к покойному Перфильеву.
– Вы никогда не ссорились?
– С ним невозможно было ссориться. И потом я намного моложе. Я уважал его. Он, правда, не разрешил Лене выйти за меня замуж до окончания института. Но в общем-то это понять можно. Он был справедливый мужик.
Ну, разумеется. Все так и должно быть. Кому придет в голову после таких слов подозревать человека в убийстве потенциального тестя?
Последнюю часть разговора Журавлев не стал оформлять в виде допроса. К сожалению, бумага не способна передать оттенков тона и настроения. Он вынул из чемоданчика опись драгоценностей, дал ее Короткову я сказал:
– Во время аварии при вас был кисет с драгоценностями. Тут они перечислены. Это все принадлежит вам?
– Не все, – внимательно прочитав опись, ответил Коротков.
– Уточните, пожалуйста.
– Серьги и браслеты не мои.
– Чьи же?
– Елены Перфильевой.
Журавлев вспомнил о настоятельном совете Синельникова дознаться, зачем Коротков приезжал к дочери Перфильева в ночь после несчастья с ее отцом.
– Вы навещали ее ради этого?
– Да.
– Принадлежащие вам ценности хранились у нее?
– Да.
– А к чему же было брать ее собственные?
– На всякий случай.
– Опасались конфискации?
– Можно считать и так.
– Ее драгоценности, значит, нажиты нечестным путем?
– Кое-что осталось от матери. Кое-что я подарил.
– А Казалинский не дарил?
– И он тоже.
Это Журавлев внес в протокол, попросил Короткова прочесть и подписать его, что тот и сделал.
Журавлев закрыл чемоданчик, взял магнитофон и сказал:
– Ну до свидания. Завтра я вас потревожу. Придется доставить вас в управление на очную ставку с Казалинским.
Глава 8. Очная ставка
Маленький кабинет Журавлева был непригоден для очной ставки: в нем едва умещались стол и четыре стула. Коротков будет на каталке. Журавлев пригласил Ковалева, да еще надо усадить отдельскую секретаршу-стенографистку. Выход нерасторопному Журавлеву подсказала сама секретарша: заместитель начальника отдела позавчера отбыл
Ковалев уже допрашивал и Казалинского, и Короткова, и их многочисленных клиентов-взяткодателей. Ревизия установила все – или почти все – эпизоды отпуска дефицитных материалов в нарушение законного порядка. ОБХСС неопровержимо изобличил Казалинского в хищении социалистической собственности в особо крупных размерах.
Задача теперь заключалась в том, чтобы изобличить Казалинского как инициатора создания преступной труппы и как ее руководителя, а также в злоумышленной порче автомобиля Короткова, повлекшей за собой аварию, в результате которой владелец автомобиля получил тяжелые увечья. Вторая половина задачи, собственно, была уже решена-для суда вполне достаточно заключения научно-технической экспертизы.
Журавлеву, конечно, очень хотелось бы выявить истинную причину гибели Перфильева, но, как и Синельников, он видел, что тут все глухо, прямых улик против Короткова нет и добыть их не удастся…
В кабинете было два стола – один обыкновенный канцелярский письменный, второй, стоявший перпендикулярно ему, длинный полированный, на хилых ножках. Расположились так: Журавлев сел в кресло за письменный, Ковалев рядом, на углу, Казалинский за длинным, лицом к окнам, а на торце длинного – секретарша. Коротков лежал на каталке с двумя подушками под головой, каталка стояла вдоль длинного стола по противоположную от Казалинского сторону. Перед Ковалевым стоял магнитофон, снабженный микрофоном. Журавлев предупредил Короткова и Казалинского, что все будет записываться на ленту, и приступил к делу.
– Итак, обращаюсь к вам, Коротков. Расскажите, где, как, когда и с какой целью вы познакомились с гражданином Казалинским.
Коротков рассказал. Казалинский при этом ерзал на стуле, стул под ним скрипел.
– Теперь изложите историю вашего знакомства с Еленой Перфильевой.
Коротков изложил. Казалинский сказал громко;
– Врет он все, прохиндей. Я ему…
– Спокойно, – остановил его Журавлев, – Говорить будете, когда вас спросят. – И к Короткову:
– Расскажите о вашей первой совместной с Казалинским и Перфильевым сделке. В чем она состояла и когда это было.
– Казалинский мне сказал, что отец Лены может устроить машину. Есть человек, который готов переплатить тысячу. Надо через Лену уговорить Перфильева, а потом сделать ему подарок. Так все и было.
– Казалинский, что вы скажете по этому поводу?
– Врет он.
Журавлев раскрыл папку с закладками, в которой были подшиты разномастные бумаги.
– Зачитываю собственноручные показания гражданина Соколова. Вашего знакомого, Казалинский. «В августе семьдесят девятого года Казалинский сказал мне, что есть возможность приобрести машину „Жигули“ без очереди. Для этого я должен связаться с Владиславом Коротковым. Он дал мне его телефон в гостинице „Юность“. Коротков при встрече сказал, что это будет стоить на тысячу рублей больше. Я согласился». Казалинский, вы признаете, что этот эпизод имел место в действительности?