Сказание о белых камнях
Шрифт:
Церковная легенда рассказывает, что некогда в городе Эфесе жило семь отроков-христиан, которых император Диоклетиан собирался казнить. Они спрятались в пещеру и там заснули. Ангелы приносили им в корзиночках пищу и кормили сонных. Спали отроки целых двести лет, а когда проснулись, христианство в Римской империи давно уже было государственной религией.
В таком же шахматном порядке, как на амулетах, считая, что два камня утеряны, Вагнер разместил на чертеже уменьшенные бумажные копии камней с младенцами. Тем самым он не только разгадал, как выглядела вся композиция «Семь спящих отроков Эфесских», но и узнал расстояние от верха окна до полукружия закомары. А по этому расстоянию
Среди резных камней собора есть один с изображением двух львов, отвернувших головы в разные стороны, точно они поссорились. Есть и другой, совсем удивительный камень с изображением слона, повернутого вправо.
Слон этот единственный во всей Владимирщине. Камнесечец такого зверя никогда не видывал, а рукопись с картинкой показали ему, верно, мимоходом. И получился из-под его скарпеля слон, длинноногий, большеглазый, и ступни у него медвежьи или человечьи, с пальцами.
«Семь спящих отроков Эфесских». Реконструкция Г. К. Вагнера.
Вагнер решил, что когда-то существовал и другой слон, но повернутый влево, и было на соборе тройное окно, подобное ныне существующему в Боголюбове. Он разместил на исчезнувшем подоконнике этого исчезнувшего окна поссорившихся львов, а по сторонам их посадил обоих слонов, из коих один тоже исчез [А. В. Столетов предложил другую, несколько иную и столь же, казалось бы, убедительную версию восстановления как самого Георгиевского собора, так и размещения на его стенах отдельных композиций].
Те камни, которые дьяк Ермолин не знал, куда поместить, в течение столетий сохранялись внутри собора или в кладовке близлежащего Михаил-Архангельского монастыря XVII века. Теперь собор стал музеем. Внутри его устроен лапидарий — коллекция этих камней, разложенная на полу и на полочках.
Выстроились в ряд камни с изображениями святых во весь рост. Рядом с ними каменная голова в шапке с длинной, как клин, острой бородой — возможно, портрет самого князя Святослава. Там же на самом видном месте стоит «Святославов крест» — композиция «Распятие», разгаданная еще Романовым. На огромном кресте Христос. Это поистине гениальное, сильное и правдивое произведение. Даже на итальянских полотнах эпохи раннего Возрождения не всегда выражено столько страдания на лике Христа и в его чуть изогнутом теле. На соседнем камне слева от «Распятия» — богородица и жены-мироносицы. Их позы, их прижатые к груди руки говорят о великой скорби. На камне справа от «Распятия» стоит любимый ученик Христа молодой апостол Иоанн, подперев рукой голову; рядом с ним римский сотник — начальник стражи; он отшатнулся, в ужасе протянул вверх правую руку. Под «Распятием» — ка-мень, на нем надпись, что этот крест поставил Святослав. Из-за надписи и родилась легенда, что князь «сам бе мастер».
А кто же на самом деле создал жемчужину — Георгиевский собор?
На нижних рядах камней снаружи собора находится несколько граффити — значков безвестных мастеров. На одном камне едва можно различить загадочное слово «Баку». По мнению Г. К- Вагнера, это уцелевшие буквы от подписи главного зодчего по имени Абакун, то есть Аввакум.
Таким был Георгиевский собор 1234 года. Реконструкция Г. К. Вагнера
Таково
— Аввакум, кто ты?
Но молчит земля Суздальская и будет молчать. Ищут в ней ученые; студенты и школьники-следопыты помогают им разгадывать исторические тайны...
Иные камни, разбитые и попорченные, дьяк Ермолин просто выбросил, а местные жители затем их подобрали для своих хозяйственных нужд.
В наше время стали искать такие драгоценные обломки.
Был найден сперва казавшийся непонятным один длинный камень. Ученые разобрались, что это нижняя часть композиции «Вознесение Александра Македонского». Даже по такому жалкому обломку угадывалось — сколько движения и мощи вложил талантливый камнесечец в свое творение.
Директор Юрьев-Польского краеведческого музея Федор Николаевич Полуянов привлек школьников к поискам. С их помощью было найдено несколько обломков, один — у бабушки в хлеву, другой — у дедушки под крыльцом.
Теперь эти находки тоже попали в лапидарий или хранятся в запаснике музея.
Федора Николаевича нет в живых, а поиски продолжаются. Другие школьники под руководством других сотрудников музея ищут загадочные обломки резного камня...
Еще когда только зарождался замысел моей книги, приехал я в Юрьев-Польской, остановился в гостинице. Утром встал нарочно на рассвете и вышел на городскую площадь. В эти ранние часы я никого не встретил, прошел внутрь окруженного земляным валом Кремля и мимо кирпичной громады Троицкого собора, построенного в начале нынешнего века, приблизился к жемчужине.
Долго разглядывал я отдельные камни западного притвора, потом завернул за угол и тут увидел сидящего на складном стульчике молодого человека с палитрой и кистью в руках. Перед ним на трехногом мольберте был прикреплен лист белого картона.
Что же, ничего нет удивительного, сейчас многие художники увлечены стариной.
Я хотел его обойти, но невольно с любопытством заглянул на картон и остановился. Конечно, это было несколько бесцеремонно с моей стороны, но...
Художник срисовывал узор с нижних рядов камней — двух больших птиц, стоявших спинами друг к другу; они повернули шейки, оглянулись и словно хотели поцеловаться клювиками. Только тут я заметил, что переплетающиеся стебли растений, обвивающие эту часть стены до границы бывшего обвала, весь роскошный яблоневый сад вырастает из соединенных вместе пышных хвостов двух целующихся птиц.
Художник был, несомненно, талантлив; тонкими линиями углем он не только тщательно перенес на картон все завитки, но, если так можно выразиться, сумел поймать внутреннюю прелесть узора...
Вдруг он резко повернулся ко мне. Но разве можно сердиться в этот час безмолвия, когда облака над крестом собора еще розовые? И тени раздражения я не заметил в ярко блестевших черных и круглых глазах молодого человека, в его чересчур румяных щеках. Так блестят глаза и таким румянцем пылают щеки только у художников и у поэтов в минуты вдохновения.
— Простите, что помешал, — извинился я. Молодой человек мягко улыбнулся, встал и неожиданно сказал:
— Этих птиц в стародавние времена окрестили очень точно и очень нежно. Знаете как? — И он медленно произнес: — Оглядышек. Каков русский язык? Даже в словаре Даля нет такого лучистого слова.
Он закурил. Мы разговорились. Я объяснил, что собираю материалы для своей будущей книги о владимирской старине.
— Как такая книга нужна! — воскликнул молодой человек. — А то наши юноши и девушки вроде слепых щенят. Ничего-то они не знают о былой красоте, ничего-то в ней не смыслят.