Сказание о 'Сибирякове'
Шрифт:
* * *
На рассвете десятого марта по шоссе Штутгов - Гдыня двигалась полуторатысячная колонна пленных, за ней три грузовика с автоматчиками. Люди шли медленно, поддерживая .под локоть слабых товарищей. Они тихо говорили между собой, говорили на разных языках, но хорошо понимали друг друга. Это были плененные фашистами морские офицеры. Среди разномастной толпы можно было увидеть худого чернобородого человека с ввалившимися карими глазами. Это был капитан Качарава.
Из камер их выгоняли поспешно, гестаповцы никогда так не торопились. В чем дело? Недобрые мысли лезли в голову. Куда их ведут? Не в Германию же собираются отправлять?
Вот
– На расстрел!
– услышал Качарава.
– Вон уж и могила готова.
– Обернулся, сердце застучало часто-часто.
Но в эту минуту со стороны шоссе донесся нарастающий гул моторов. Скрежеща гусеницами, мчались танки. Они свернули с дороги в сторону колонны и, словно боясь опоздать, прибавили скорость. Люди стали кричать, падали на колени. "Неужто хотят танками затоптать?
– подумал Качарава.
– Вот душегубы!" Но случилось другое: бронированные машины разом остановились, их пушки ударили по грузовикам с фашистскими автоматчиками. Машины загорелись. Уцелевшие гитлеровцы, бросая оружие, в страхе разбегались в разные стороны. Их настигали пули, посланные из автоматов. Это уже стреляли пленные.
– Наши, наши!
– словно обезумевший, закричал кто-то. Люди обнимались, плакали...
Качарава бежал навстречу грозным машинам, бежал и не мог сдержать слез. "Товарищи, родные", - шептали губы. Вот открылась башня одного из танков. Высунулась голова в кожаном шлеме. Танкист скинул шлем. Качарава разглядел закопченное молодое лицо, спутанный русый вихор. Танкист улыбался, сверкая ослепительно белыми зубами, махал рукой и кричал:
– Хлопчики, валяйте по шоссе к Штутгову. Там наши идут, войска маршала Рокоссовского! Ну, пока!
* * *
Шестеро бежали в лес. За спиной раздавался стрекот автоматных очередей. Немцы палили наугад. Иван Алексеев остановился, чтобы перевести дух: он задохся от быстрого бега. Остановились и его товарищи. Только сейчас Иван разглядел их лица - истощенные, серые, с запавшими глазами. Ни с одним он не был знаком, хотя видел их в лагере. В колонне пленных, которую гитлеровцы собирались расстрелять, они стояли близко, почти рядом. Иван подумал об остальных. "Наверное, тоже разбежались. Жаль, Алекса нет рядом. Где-то он теперь?"
Но размышлять было некогда. Небо вдали по-прежнему полыхало. В низкие тучи уперлись гигантские столбы света. Они то перекрещивались, то снова выпрямлялись, шарили, пытаясь нащупать советские самолеты. Шли бои за город Нейштадт.
Всю ночь грохотала артиллерия, под утро все стихло. По дороге от города на запад тянулись отступающие гитлеровские войска. Отступали торопливо, в беспорядке.
Когда дорога опустела, шестерка беглецов вышла из леса и направилась к Нейштадту. На окраине их остановил советский патруль, проводил в комендатуру, там накормили, уложили спать. На следующее утро всех, кроме Алексеева, направили в часть. Иван заболел, его положили в больницу.
Но недолго болел моряк. Через две недели он уже находился в распределительном полку, примерял новенькую форму. Ему вручили автомат.
Так бывший сигнальщик ледокольного парохода "А. Сибиряков" и узник гитлеровских концлагерей стал бойцом 205-й стрелковой дивизии.
Теперь Иван Алексеев с оружием в руках наступал вместе с советскими войсками. Шел солдат на
* * *
В конце марта темной ночью сибиряковцев выгнали из казармы и вместе с другими заключенными погнали в тыл. Из разговоров поняли - отправляют строить укрепления. "Не бывать этому", - передавалось из конца в конец колонны. Моряки решили действовать. На одном из поворотов шоссе, близ небольшой рощицы, Замятин выскочил из колонны к сшиб с ног охранника. Падая, тот пальнул из автомата.
Конвоиры испуганно шарахнулись в сторону. Пленные восприняли это как сигнал к побегу. Где-то впереди началась свалка. Завладев оружием, Замятин открыл по гитлеровцам огонь.
– Ребята, пошли!
– скомандовал Сараев, и моряки устремились к роще. Бежали долго, оглядываясь и перекликаясь, чтобы не потерять друг друга. Наконец остановились, сошлись вместе. Боцман, тяжело дыша, окликнул друзей по именам: все. Рядом разговаривала еще одна группа заключенных. Скворцов позвал их. Ему ответили на незнакомом языке.
– Айда с нами!
– крикнул Золотов, но там уже никого не было, послышались удаляющиеся шаги.
– Чудаки, не в ту сторону пошли, - удрученно сказал гидролог.
– Значит, не по пути, - заметил Скворцов.
– Каждый идет в свою сторону.
К утру сибиряковцы добрались до каких-то пустых строений, огороженных колючей проволокой. Видимо, это был заброшенный концентрационный лагерь. Произвели разведку - вокруг ни души.
– Ребята, глядите, здесь какая-то землянка!
– крикнул Седунов. Провалился, чуть ногу не сломал.
Осторожно спустились по покатой траншейке. Павловский взял в руки булыжник и, подняв его над головой, толкнул дверь. Заглянул внутрь - тихо. Боцман сделал товарищам знак обождать и скрылся внутри. Через минуту раздался его зычный бас:
– Заходи!
Под .неприметным сверху холмиком, поросшим свежей травкой, оказался просторный чистый блиндаж. Гитлеровцы оставили его совсем недавно. На нарах валялись три автомата, топор, кучка лопнувших пакетов с патронами. В шкафу моряки нашли несколько черствых буханок хлеба в целлофане, котелок с медом, флягу подсолнечного масла, кульки с крупой. Несмотря на то, что все были очень голодны, горячую пищу варить не решались: дым мог привлечь внимание. Павловский сразу принял на себя роль войскового старшины и стал делить хлеб. Он топором разделил на куски одну буханку, остальные оставил про запас.
После короткого совещания решили день-два, если ничего не произойдет, скрываться здесь, выставив наблюдателя. К вечеру все прекрасно выспались и почувствовали себя бодрее. А ночью вышли на воздух, затаив дыхание слушали, как гремит фронт. С рассветом Сараев и Скворцов, вооруженные автоматами, отправились на разведку. Сибиряковцев интересовала дорога, что пролегла метрах в пятистах от землянки и вела к невысокой горе. По ней они собирались двинуться навстречу своим.
Шли молча по кювету, вдоль которого росли низкие деревца и кустики. Приблизились к горе. Тут их внимание привлек звук мотора. Справа по тропинке ехал вражеский мотоциклист в каске. Моряки залегли, стали ждать. Гитлеровец свернул на дорогу и, прибавив газу, умчался в сторону, куда шли разведчики. Медленно они двинулись дальше. Еще полкилометра дорога огибала возвышенность. До слуха донеслась немецкая речь. По дороге навстречу шла, громко разговаривая, группа солдат. Оставаться в кювете было нельзя; пригибаясь, разведчики побежали к горе.