Сказание о Старом Урале
Шрифт:
– Помогите! Помогите!
Хитрость удалась вполне. Егор Сыч, услышав с вышки крик о помощи, сбежал вниз и кинулся за ворота. В руках у него была рогатина, прихваченная впопыхах в сенях избы. Тем временем Шанежка с криками «помогите!» выбежал один на открытую луговину, зашатался и рухнул наземь. Егор подбежал к лежащему, отбросил рогатину и хотел помочь незнакомцу подняться, но тот внезапно вскочил на ноги и нанес Егору сильный удар в грудь. Сторож заимки покачнулся, попытался было позвать на помощь, сделал шаг к воротам, но здоровенный
Во дворе залились лаем собаки. Шанежка, распахнув калитку, первым вбежал во двор. На него кинулись собаки, и, пока он яростно отбивался от них нагайкой, на крыльцо выбежала Лукерья. Она замерла от страха при виде четырех незнакомых мужчин, дравшихся с собаками. Шанежка бросился к крыльцу.
– Не бойся нас, бабонька. Тебя нам не надобно. Уйми-ка псов да пусти в избу.
И, оттолкнув оторопевшую Лукерью, приказчик ворвался в дом. С порога сеней он крикнул своим подручным:
– Никого в избу не пускать, пока обыщу.
Этот крик услышала Сусанна. Она сразу узнала голос ненавистного приказчика. Женщина успела схватить топор и стать к дверям, чтобы обрушить удар на вошедшего.
Но для Шанежки такие схватки были не в диковину. Он рванул дверь и отскочил в сени. Сусанна с топором подалась вперед, но низкая притолока помешала нанести удар. Оба успели глянуть друг другу в глаза. В одних был предсмертный ужас и ненависть, в других злобное торжество.
– Здравствуй, красавица! Ласковей принимай гостей! За тобой пожаловали, потому как заскучали без тебя. Вот ты где гостишь, оказывается!
Сусанна успела отскочить от дверей и замахнулась топором, чтобы не подпустить к себе своего врага. Но Шанежка схватил в сенях пустую бадейку и запустил в женщину. Та от неожиданности выронила топор. В тот же миг сильные руки приказчика притиснули беглянку к стене. В избу вбежали подручные Шанежки. Прийти на помощь Сусанне было некому: Сыч без памяти валялся на луговине с кляпом во рту, мужики-сторожа ловили в лесу тайных добытчиков осокинской медной руды...
Трое подручных навалились на Сусанну. Связанная, она не билась, не стонала, не плакала. Даже на свет не глядела – сжала, как в судороге, и веки и зубы.
– Ну, вот ты и готова! Недолго погуляла. Неужели не понимала, что от Демидовых только на тот свет дорога не огорожена? Обидела ты нашего дорогого хозяина. Небось нынче сам с тобой потолкует.
Шанежка смеялся и от радости потирал руки.
– Ну-ка теперь-то Егора живо сюда.
Двое работников привели из-за ворот Егора Сыча со связанными за спиной локтями.
– Что ж это ты, погань эдакая, супротив Демидова шагать вздумал? Или жизнь лесная, тихая не мила стала?
Шанежка погрозил Егору кулаком.
– Ну да ладно. На сей раз прощаю тебя. Дело-то сделано. Кваском теперь напой. Притомились.
Егор
– Квасок не плохой. Бывайте здоровы, хозяева! Да про то, что были у вас в гостях, – никому ни гу-гу... Идем-ка с нами, красавица. Коней к крыльцу не подали – до лесочка дойти придется.
Женщина не пошевелилась. Двое работников подхватили ее на руки и потащили к спрятанным лошадям.
Шанежка и работники не слишком торопились на обратном пути. Сначала приказчик положил Сусанну связанной поперек седла, потом передумал и посадил на лошадь одного из работников, которому велел идти пешком. Мало ли что приказчика ждет впереди? Вдруг хозяин возьмет да и помирится со своей любовницей?
Предвкушая события в Невьянске, Шанежка радовался от гордости. Награда будет царской. Чуть-чуть пугало, что уж очень неосторожно запустил в Сусанну бадейкой.
На околицу завода прибыли поздно вечером, уже под луной, озарявшей Невьянск. Улицы завода пустынны, будто весь он вымер: народ завсегда привык по избам сидеть, когда хозяин не в духе...
В завод въехали со стороны Нейвы. Шанежка оставил Сусанну в своей избе под охраной, а сам направился к хозяину.
Демидов сидел на диване в зале и мрачно глядел на семейные портреты. Он как бы спрашивал отца, требовал его совета: как быть? Он поднес шандал со свечой чуть не к самым глазам отца и не замечал, что горячий воск струится на ослепительный паркетный пол. Услышав шорох, он злобно прошипел на вошедшего:
– Кого там несет? Вон отсюда!
Обернувшись, увидел на пороге зала Шанежку.
– Вон! Все одно не пощажу. Не надейся! Ротозей дьяволов!
– Да я, Акинфий Никитич, не за прощением пришел. Охота мне за верность спасибо твое услышать. Пымал!
– Чего?
Демидов кинулся на приказчика с кулаками, встряхнул его своей могучей ручищей.
– Врать вздумал?
– Опомнись, хозяин. Правду сказываю: пымал! Куда теперь привести ее?
– Кого привести?
– Да Сусанну Захаровну, хозяин-батюшка.
– Стой! Правда ли, что поймал? Да где она?
– У меня в избе, Акинфий Никитич. Привести велишь, что ли? Мигом представлю!
– Нет! Не надо сюда вести. Ноги ее больше в доме не будет. В подвале ее запрешь! Айда, Шанежка! Озолочу!.. А сейчас ступай, слуга верный. Никому не сказывай, что поймал. Веди ее в подземелье, и пусть-ка теперь покается, что посмела против воли моей бунтовать!
Колокол на Наклонной башне прозвонил одиннадцатый час ночи. Шанежка нес зажженный фонарь. Руки Сусанны все еще были связаны. Он вывел ее из своей избы. Молча повел через пустой, просторный двор. Он был весь голубой от осеннего лунного света, и луч фонаря казался желтым пятном среди этих голубоватых отсветов. Впереди людей тянулись тени...