Сказание о Старом Урале
Шрифт:
Так и подошло время к той осени, когда Семен Строганов появился на Чусовой хозяином, и опять помогал Спиря отыскивать усторожливые места для постава городков-крепостей, теперь уже строгановских.
Взошедшее солнце расстилало по воде Камы дорожки, расшитые золотыми блестками. Лодка подплыла к острову, когда у его берегов звонко гомонило все птичье царство, встречая утро.
С лодки было видно, как пришло на водопой стадо сохатых в шесть голов. Могучий вожак с начесами мха на рогах, прищуривая глаза от солнца, перестав пить, поднял голову и равнодушным взглядом осмотрел людей в лодке, проплывшей
Спиря указал Строганову на прибрежные кусты.
– Причаливать надо. Вон тропка.
Люди высадились, Спиря спрятал лодку в кустах, ронявших капли росы.
Все четверо и волчица миновали небольшое болотце, приминая ногами пахучий снежок цветущих ландышей. Из болотца, обходя валуны, выбрались на тропку.
– Вот здесь сидели. Видите следы?
Семен взглянул на отпечатки различных следов. Птичьи и заячьи были свежими, медвежьи – старыми, и среди всех этих отпечатков лесной жизни отчетливо выделялись следы человеческие.
– Теперь что скажешь, Досифей? – спросил Семен.
– То и скажу, что Спиридону, стало быть, виденное не померещилось.
Тропа повела в глубину леса. Путников обступила со всех сторон сырая холодная чаща. Ноги вдавливались в мякоть опавшей хвои. Пахло смолой и перегноем. Корни спутывались между собой, переползали тропку и мешали идти полным шагом. Влажные сучья цеплялись за одежду. Шли гуськом, соблюдая осторожность. Волчица бежала впереди.
Лесная чаща стала редеть, тропка поднялась в гору среди сухостоя давнего пожара, потом пошла виться среди мшистых скал, поросших ельником, кустарником и березками со свежей листвой, еще липкой от весенних соков. Неожиданно тропка вывела на каменистый берег озера, окруженного березами, осинами и цветущими черемухами. В озерном омуте потонули сваленные прошлыми бурями деревья-великаны. Из воды торчали синие валуны и обломки скал в пушистых разноцветных мхах.
Со всех сторон были слышны посвистывания рябчиков. Спиря дотронулся до плеча Семена. Семен разглядел среди скал противоположного озерного берега, над вершинами черемух, угол крыши с почерневшим крестом.
– Экое местечко баское! Айдате.
Тропка снова взяла в сторону от озера, провела путников сквозь пихтовую заросль под гранитным обрывом, где почти потерялась в осыпях щебня, затем вновь обозначилась, ясно огибая болото на берегу озера.
Над головами перепархивали рябчики, а когда путники добрались до рощицы черемух, прямо из-под полога ивовых зарослей отплыла от берега пара диких лебедей.
Люди очутились здесь в краю непуганых птиц и животных.
И теперь, очутившись в этом загадочном, поистине заповедном месте, никто уж не удивился, когда прямо у воды, под деревом, на сером камне-валуне увидели таинственную хозяйку острова!
Совсем как в старых сказках, она сидела на камне, глядела на свое отражение в воде и расчесывала гребнем волосы, чтобы заплести косу. Она была так погружена в свое занятие, что не увидела пришельцев.
Тут под ногами неосторожного Досифея хрустнула ветка. Девушка прислушалась, обернулась и... заметила четырех мужчин и большую седую волчицу. Девушка испуганно спрыгнула с валуна, побежала к избе, укрылась за стволом
– Матушка!
– Не пужайся нас! – сказал Семен ласково.
Дверь избушки скрипнула. Вышла седая монахиня, но от неожиданности, при виде пришельцев она замерла, даже не осенив себя крестом.
– Мир дому сему, – поспешил успокоить обеих островитянок Семен Строганов.
– Добро пожаловать, люди добрые! Мир и вам, ежели сюда не со злым умыслом пожаловали. Кто будете?
– Строганов Семен со своими людьми покой ваш невзначай нарушил. Остров оглядеть надумал, потому – мой он.
– Про Строгановых слыхивала. Аннушка, не бойся, поди-ка сюда.
Памятное имя! Семен пристально смотрел на девушку, пока та, покинув убежище за березой, шла к матери.
– Дочка моя: Анна Филипповна Муравина.
– Как себя величать велишь? – спросил Семей.
– Зови матушкой Алевтиной. Стало быть, проведали люди про наше житье на острове? Не убереглись мы с доченькой.
– Случай помог. Не на ладном месте, матушка, скит поставила.
– Миловал господь, два годочка спокойно прожили.
– Кабы вогуличи про вас дознались, пожалуй, огнем бы вас с острова выжгли. Он у них священный. Сюда человеку доступ заказан, так по-ихнему.
– Пожалуй в избу. За бедность не обессудь. Ты, Аннушка, скорехонько заплети косу да кваском брусничным гостей попотчуй...
На закате монахиня Алевтина и Аннушка проводили нежданных гостей до места, где тропка входила в лес.
Семен Строганов, молчаливый и нахмуренный, сидел в лодке. Спутники заметили, что помрачнел он, когда вышел из избы после беседы с монахиней. Толковали они долго, оставаясь с глазу на глаз. Досифею, конечно, очень хотелось знать, о чем беседовал хозяин с монахиней, но спросить об этом чусовской воевода не посмел.
Когда подплывали к устью Чусовой, уже темнело. Семен вдруг спросил.
– О чем с девицей Анной без меня беседовали?
– Про Чусовую да про волчицу расспрашивала.
– Чего молча сидите? Песню бы какую спели.
– Изволь хозяин, – согласился Досифей. – Только не обессудь, что думы одолевают. Сам пойми: опасно мать Алевтину с девушкой на острове оставлять!
Алешка-пскович затянул песню. Все было подхватили припев, но тут же со дна лодки раздался жалобный вой: волчица Находка не терпела поющих голосов! Семен махнул рукой, певцы замолчали. Лодка уже шла по Чусовой, и скоро замигали впереди огни на дозорных башнях ближайшего Нижнего городка.
– Здесь причальте, – велел Семен. – Ночевать буду у воеводы Голованова, а вы Досифея в Верхний городок доставьте и сразу же в обрат подавайтесь: пусть Спиря проведает, нет ли там, близ острова Медвежьего, лазутчиков вогульских или ордынских. При самой малой угрозе – стрелой ко мне сюда лети!
5
К ночи, темной и неприветливой, разгулялся напористый ветер, зашумели леса вокруг Нижнего городка. Растревоженные шумом, собаки подняли разноголосый лай. Дозорным на стенах приказано было глядеть зорко, потому что намедни кто-то из охотников сообщил, будто видел в чусовских лесах небольшой отряд татарских разведчиков. А тут еще и собаки надрываются – кто их знает, может, и чуют опасность...