Сказание об истинно народном контролере
Шрифт:
А артист просил сказать пару слов перед выступлением, объяснить собравшимся рабочим нефтепровода и других заводов, что выступление попугая — дело серьезное и смеяться во время выступления не надо. Это раньше смеялись над всем, что говорили попугаи, и просто над попугаями, даже если те молчали. Сейчас же следует слушать не голос попугая, который, конечно, отличается от обычного человеческого, а то, что попугай читает.
В свои слова партсек Айсамов вложил много души и жестов.
Рабочие понятливо
Марк выглянул из-за кулис — лица зрителей ему понравились.
— Ну, ни пуха! — сам себе шепнул артист и с попугаем на плече вышел на сцену.
Подготовленная Исой Айсамовым аудитория внимательно следила за артистом.
Марк потрогал пальцем микрофон — техника работала.
Подвинулся так, чтобы блестящая сетчатая головка микрофона была напротив клюва птицы.
— Ну, Кузьма, читай! — сказал, повернув и одновременно отклонив голову, Марк.
Кто-то добавил света на сцене.
Попугай по своей старой привычке сначала хмыкнул в микрофон, покрутил клювом, бросив при этом одноглазый взгляд на своего хозяина. И наконец странный, немного скрипящий голос зазвучал в зале:
— …За. кормою вода густая — солона она, зелена, неожиданно вырастая, на дыбы поднялась она, и, качаясь, идут валы от Баку до Махачкалы…
Улыбка появилась на лице Марка. Улыбка счастливого человека. Не сорвалось, подумал он, порядок. Так, наверно, и дальше надо: учить за два дня до выступления.
Зал смотрел на птицу широко раскрытыми глазами.
Марк зажмурился из-за слишком яркого освещения.
Завтра днем ему ехать в Киев. Ехать двое суток, а может, и трое.
Стихотворение про Украину будут разучивать в поезде.
Три строфы на украинском языке.
Хорошо еще, что не надо было для сегодняшнего дня учить на азербайджанском!
— …Я стою себе, успокоясь, — продолжал Кузьма, — я насмешливо щурю глаз — мне Каспийское море по пояс, нипочем… Уверяю вас…
«Ну, молодец, — подумал про попугая хозяин. — Молодец. Все-таки не дурак… Школьники столько выучить не могут!..» Ныло плечо, в которое вцепился крепкими лапами попугай.
«Надо будет приучить его садиться по очереди: одно выступление на левое, другое — на правое, — думал Марк. — А то привык к правому и терзает его бесконечно. Надо будет в зеркало посмотреть, может, я уже и осанку правильную потерял…» — …Только звезды летят картечью, говорят мне:,»Иди усни…» Дом, качаясь, идет навстречу, сам качаешься, черт возьми…
Как только попугай прочитал последние строки стихотворения, Марк сделал полшага вправо, приблизился к микрофону, объявил:
— Уважаемые товарищи, вы прослушали стихотворение Бориса Корнилова «Качка на Каспийском море».
Зал молчал.
Марк занервничал. «Неужели не будут аплодировать?» — подумал он.
Гробовое
Из-за яркого освещения сцены он не мог хорошо рассмотреть выражения лиц.
Поставил правую руку козырьком ко лбу. Стал виден первый ряд — инженеры, директора. Нет, недовольства не видно. Приоткрыты рты.
Марк больше не мог стоять на сцене. Он сделал шаг назад. Поклонился слегка, потом приученно поклонился и Кузьма, еще крепче вцепившись лапами в плечо.
Зашли за кулисы.
Подошел партсек Айсамов.
— Молодцы! Ай, молодцы! — улыбаясь проговорил он. Марк глянул на него недоверчиво.
— А почему публика молчит? — спросил он.
— Как молчит? Почему молчит? Ошарашены все! Птица стихи читает! — голос партсека становился все восторженней, с каждой фразой. — Птица стихи читает, значит выучила! А рабочий нефтепровода не читает, потому что безграмотный! Теперь все думать будут. Теперь стыдно будет не ходить в вечернюю школу рабочей грамотности!
Марк успокоился.
— Ну, товарищ артист, пойдемте в кабинет директора нефтепровода, там директор хочет что-то говорить, а потом маленький банкет, харашо?!
На третьем этаже, в кабинете директора, находилось человек десять — в основном лица из первого ряда — Марк их узнал.
Директор пожал артисту руку, погладил попугая.
— Вот, хатим показать вам разницу! — сказал директор, жестом руки опуская взгляд гостя на стол, где стояли две литровые колбочки с широкими горлышками, доверху наполненные, как Марк сразу же догадался, нефтью.
— Вот эта, — рука директора коснулась одной из них. — Наша бакинская, а вот эта — соседей, иранская. Посмотрите на свет!
И он поднял обе колбочки на уровень глаз артиста, стоявшего как раз напротив широкого окна.
Марк попробовал сравнить, но жидкости казались ему одинаково мутными.
— Видно, какая насыщеннее, богаче? — допытывался директор.
— Ну да, — охотно согласился Марк, думая, что этого хватит.
— Канечна! — директор улыбнулся. — Но это на цвет, а вот, — при этих словах директор снова опустил колбочки на стол перед артистом, — а вот теперь скажи, какая насыщеннее на вкус, а?
И директор, неожиданно сильно взяв руку Марка, обмакнул в нефть из левой колбочки указательный палец и сунул его самому же Марку в рот.
От неожиданности артист чуть не поперхнулся. Мерзкий протухший вкус заставил скривиться, но, не желая обижать хозяев, огромным усилием воли Марк вернул на лицо нормальное выражение.
— …а теперь возьмем пальцем другой руки вот атсюда! — и он проделал то же самое с правой рукой Иванова;
Марка передернуло. Вкус у нефти из второй колбочки был такой же мерзкий.