Сказание об истинно народном контролере
Шрифт:
Посмотрел на стоявшего рядом Волчанова. Хотелось объяснения этому чуду, научного объяснения. Ведь там наверху еще сорок минут назад шел дождь, а тут — звонкое русское лето и даже слышны птицы!
Но Волчанов молчал и улыбался.
«Кузьма может перегреться!» — подумал внезапно Марк.
Снял шерстяной чехол с клетки и спрятал его в карман плаща.
— Пойдемте! — наконец прозвучал голос Волчанова. — За мной идите!
Одна из тропинок поплыла под их ногами, извиваясь, как весенний ручеек.
Слева
Воздух какой-то особенный, еловый. Сверчок поет где-то, как в детстве — в белорусской деревне за печкой в бабкиной хате.
Вот и речушка; и мостик деревянный через нее. И снова вверх на холм плывет тропинка.
Шли долго.
— Стоять! — скомандовал Волчанов. — Вы готовы?
— Да, — Марк кивнул.
— Ну, тогда… — и старший лейтенант не договорил, но дальше уже не шел, а крался по тропинке, мягко ставя подошвы своих сапог, и даже дыхание затаивал. Снова остановился.
— Смотрите! — он чуть отошел от тропинки и подозвал артиста пальцем. — Туда смотрите!
Иванов, тоже затаив дыхание, посмотрел в указанном направлении. И увидел среди ветвей и веток шалашик и какого-то старичка, сидевшего к ним спиной, одетого в коричневые брюки и жилетку. Под жилеткой виднелась синяя рубаха.
— Идите, выступите перед ним и сразу назад! — строго прошептал старший лейтенант.
Марк кивнул и, перехватив клетку с Кузьмой из левой руки в правую, пошел.
На хруст мелкого хвороста под ногами Иванова старичок обернулся.
Разделяло их метров шесть.
Марк, увидев лицо старичка, остановился, обомлевши. Рука судорогой сжала кольцо клетки.
Старичок хитровато улыбнулся.
— Ну, голубчик, идите-ка сюда! — произнес он теплым медовым голосом.
Марк осторожно приблизился. Остановился в двух метрах от старичка.
— Зачем пожаловали? — спросил хозяин шалашика, сунув по-деловому большие пальцы обеих рук в карманчики жилетки.
«А-а-а! — начал догадываться Марк. — Сегодня же двадцать второе апреля… Но ведь он умер в двадцать четвертом?!» — Ну что вы молчите, голубчик? Вы так и с женой своей молчите? С родителями? Друзьями?
Марк дрожащими руками отпер дверцу клетки, просунул внутрь руку, не очень вежливо вытащил Кузьму и сразу посадил его себе на левое плечо. Но птица тотчас прошлась цепкими лапами по голове и оказалась на правом.
— Читай, Кузьма! — скомандовал Марк без обычной игривости в голосе.
Кузьма чувствовал холодность хозяина.
Он покрутил клювом, разыскивая микрофон, но микрофона здесь не было.
— Наша земля холодна словно лед, — зазвучал голос Кузьмы. — Ей мало отпущено теплых дней…
Марк облегченно вздохнул. Теперь, пока птица читает, он может рассмотреть старика получше. Неужели это он?!
Неужели?
Мешали птицы, хлопавшие крыльями прямо над ними, в кронах
Партия скажет — и счастье придет, Партия взглянет — заря горит…
«Спасибо» — наш эскимосский народ Партии Ленина говорит.
«Хоть бы уже быстрее наверх и домой, — думал Марк, отвлекшись от разглядывания старика. — Может, действительно на майские не будут меня трогать. Вот было бы хорошо».
И было детство розовым, как утро, — птица читала уже следующее стихотворение — И все ему казалось нипочем.
Глазами он напоминал якута,
А по отцу был мальчик Ильичом…
Марк вдруг захотел кушать. Он вспомнил, что не ел в этот день, да и есть в его служебной квартире было нечего. Жил он там редко, и один, без жены. Все его лучшие мечты о пище были связаны с расположенной через три дома столовой работников столичного водопровода. Пускали его туда охотно, зная, что Марк — артист. Он даже замечал каждый раз, что одна молоденькая белобрысая раздатчица делает для него порции намного большие, чем для водопроводчиков. Может, он ей нравится?! Мысль эта приятно согрела Марка и немного отвлекла от недовольного отсутствием пищи желудка. А Кузьма читал, и старик внимательно слушал его, был старик, кажется, ошарашен и тронут, в его глазах блестели слезы.
И когда все уйдут отсюда
И затихнет людской прибой,
Я немного одна побуду,
Я побуду, Ильич, с тобой…
Опять заныло правое плечо у Марка. Но настроение было хорошее.
Кузьма шпарил программу без сбоев и без пауз.
Еще одно, и все…
Потом надо будет вернуться туда, за ели. Там стоит и ждет старший лейтенант Волчанов.
Марк посмотрел на эти ели и встретился с Волчановым взглядом — глаза, нос и пол-лба старшего лейтенанта были видны между двумя еловыми ветками.
…Косит глазом конь буланый и копытами частит. Арестованный Ульянов Не особенно грустит…
— Последнее! — сам себе прошептал Марк Иванов с радостью.
Старик покачал головою изумленно, провел пальцами под своими узковатыми глазами — слезы вытер. Был он, кажется, доволен.
Попугай, не дочитав последнюю строфу, замолчал.
Марк понял, что продолжения не будет, но на Кузьму не разозлился. Посмотрел в сторону Волчанова и увидел призывный жест его руки, высунувшейся из ельника.
Старик молчал. Ожидать аплодисментов от него не стоило. Но видно было, что он очень тронут.
— С днем рождения! — поклонившись, прошептал Марк.
Попугай тоже поклонился заученно.
Добрая улыбка появилась на лице старичка. Он стал рыться во многочисленных кармашках коричневой жилетки. Наверно, искал что-то, может быть, хотел что-то подарить Марку.
Но рука Волчанова властно звала к себе, и, помедлив минуту, Марк еще раз поклонился и пошел к ельнику.
Пошел, даже не оглядываясь.