Шрифт:
Предисловие
«Нихон мукаси банаси», что в дословном переводе значит «японские древние сказания», – так назвал свое произведение современный японский писатель Ое Садзанами. В переводе это значит «малые волны», то есть зыбь большой реки. Такой литературный псевдоним взял себе Суэо Ивая. Он также подписывал свои произведения как Сиоха, Ое Сиоха (значение то же, что и Ое Садзанами), Садзанами Сандзин.
Ивая – токийский уроженец; он родился в 1871 году. Свою литературную деятельность начал с повестей, в которых сразу же сказался его незаурядный талант. Он примкнул к школе нового направления реалистов, однако, занявшись изучением японской древности, начал специализироваться на обработке сказаний о делах былых, времен далекой старины. Он собирал рассеянные по разным литературным памятникам легенды и предания и перекладывал их
Большой мастер слова, умеющий пользоваться всеми ресурсами своего языка, он сумел придать легендам особый колорит художественности. При этом он всегда оставался верен исторической первооснове. Ни на йоту не отступая от нее, он представлял ее в художественных, метко очерченных образах и картинах, которые создавали яркий колорит художественно-литературного произведения.
Садзанами и его «Мукаси банаси» известны всей Японии. На этих сказках воспитывается подрастающее поколение. Это своеобразный литературный памятник, в котором неизгладимыми чертами запечатлен дух нации, в котором отразилась древняя культура страны в ее развитии с древнейших времен. Эта культура составляет важное наследие для современной японской нации. И эта культура, этот дух, этот национальный стержень жизни не умер, не изжит, он еще в силе и не перестал действовать. Со стариной не порвано. Она еще сказывается, она еще жива и лежит, несомненно, в основе всего миросозерцания японского народа.
Конечно, постепенный прогресс заслоняет старину все более и более; жизнь идет новыми руслами, образуются новые наслоения и напластования, но все же при всем этом наследие прошлого слишком еще живо. Между старым и новым, между древним и современным существует связь, и в Японии она, может быть, глубже, чем у любой иной нации, у любого иного народа. С момента приобщения Японии к европейской культуре прошло с исторической точки зрения не так много времени. За этот период внешний, технический уклад жизни значительно изменился, но гораздо более длительное время нужно, чтобы изменился уклад жизни духовный, те этические принципы, которые вырабатывались в течение долгих столетий.
Историческая жизнь японской нации, как и всякой другой, текла своим естественным порядком, постепенно вырабатывался социальный строй, менялись его формы – одни отживали, другие нарождались. Постепенно расширялся и видоизменялся умственный горизонт, видоизменялись этические воззрения, но все последующее не возникало вдруг, вне связи с общим течением жизни – оно покоилось на прошлом, имело с ним глубокую связь, вытекало из него.
Процесс этот шел медленно, постепенно и приблизительно в одном направлении, поскольку и сами условия, при которых он зародился, при которых он совершался, не претерпевали резких изменений. Действие факторов, играющих несомненно важную роль в культурном прогрессе, действие так называемых естественных причин, не подвержено вообще резким колебаниям. И изменения в этом отношении совершаются медленно и незаметно, происходят на протяжении громадного времени. Это приложимо ко всему человечеству вообще, но для Японии был еще один фактор, которого недоставало, пожалуй, другим нациям, – сравнительная изолированность страны, сказавшаяся на протяжении всей ее истории, отсутствие общения с другими народами. И хотя, может быть, ни одна нация, ни одна страна не имеют так много заимствованного, как Япония, тем не менее эти заимствования не послужили поводом к живому обмену, к постоянному общению с другими культурами.
Без преувеличения можно сказать, что Япония заимствовала у других все, что было необходимо для ее жизни, физической и духовной. Она заимствовала религию, письменность, искусства и ремесла, формы социального строя, философию и этику, церемонии, обряды, утварь и одежду.
Однако эти заимствования она прятала в глуши своих островов и в тиши уединения перерабатывала их на свой лад, под действием неизменных естественных факторов, определявших общее направление ее жизни. Она жила сама в себе, замкнутая и неведомая, создавала жизнь сама в себе. Процесс
Связь с прошлым глубока и сильна и поныне. Она не видна, может быть, постороннему взгляду с первого раза, но она существует и сильно сказывается на всех проявлениях жизни. Многое в современной жизни Японии может стать понятным при известном знакомстве с прошлым этой нации, непонятное и странное легко может объясняться именно с этой точки зрения. Но где искать это прошлое? Где те памятники, понятные и доступные, по которым можно было бы проследить это прошлое, так далеко, так глубоко скрытое от посторонних глаз? Их много, этих памятников, и они весьма разнообразны. И в числе их, несомненно, громадную и важнейшую роль играют памятники литературные – эти никогда не умирающие свидетели былого. Одним из таких памятников и является сборник «Мукаси банаси».
Это не сказки, придуманные только для развлечения детей. В двадцати четырех обработанных Садзанами сказаниях сборника «Мукаси банаси» отмечены главнейшие моменты японской мифологии, истории, этики, религии и быта. Это то, чем жил народ, это свидетельства того, как он жил, как мыслил, к чему стремился, во что веровал, чем восхищался, что ненавидел. Конечно, сюда уместилось далеко не все, но все же здесь видна, так сказать, душа народа, здесь можно проследить руководящие принципы жизни, как они действовали в свое время, оставшись запечатленными легендой во всей их исторической правде.
Все сказания сборника «Нихон мукаси банаси» можно разделить на несколько групп.
Сказания мифические: «Восьмиглавый змий», «Заяц и крокодилы», «Таманои». Это группа сказаний, включающих некоторые моменты древнейшей японской мифологии, передающих некоторые мифы, как они записаны в древнейших японских литературных памятниках.
В основе японской мифологии лежит, как и у многих других народов, солнечный миф. Главное божество национальной религии японцев – с высокого неба сияющая богиня солнца Аматерасу. Она само солнце, центр этого мифа, который естественным порядком переходит затем в мифы земледельцев. Начала коренной культуры нашли себе здесь надлежащее место. Борьба с силами природы, которые надо было преодолеть, к которой надо было приспособиться, была, конечно, трудна для тогдашнего человека, имевшего слишком мало ресурсов для такой борьбы. Все это запечатлено в легендах. На глазах у нас происходит обожествление сил природы, как благих, содействующих жизни человека, облегчающих ее, так и грозных, препятствующих ей.
Однако это еще не все. Легенды создавались медленно. Они, так сказать, наслаивались постепенно, пока не стали настоящим мифом, в котором нашли верное отражение жизненные принципы нации. В нем отпечатлелась душа народа, в нем сразу же наметилось направление этики, и это не случайно. То, что было положено здесь в основу этического миросозерцания, не было случайно пришедшим элементом; эти принципы сказались в дальнейшем. Они действовали на протяжении многих и многих веков, и не будет ошибкой сказать, что они действуют и теперь, хотя и не в такой, может быть, резкой форме.
Погрешил против великой богини буйный брат ее Сусаноо – и спряталась богиня. Наступил мрак. Однако гнев и упорство богини были сломлены, и сломлены простым средством – обманом. В утилитарных целях сами боги прибегли к обману.
Жестоко был наказан Сусаноо и изгнан на землю. Здесь, на земле, он, бог, помогает жалким, беспомощным людям. Он избавляет их от страшной, грозной силы, разрушающей их поля, посягающей на их жизнь. Он борется с ней. Он богатырь-подвижник, он, бог, опаивает змия, усыпляет его, рубит его, сонного. Победа на его стороне. Успех обеспечен. Все предусмотрено. Враг обманут, враг усыплен, враг бессилен. Герой не рискует ничем. Взмах меча – и всесильный бог делается героем-победителем. Беззаветная смелость и бесстрашие, смелый вызов врагу, готовность пожертвовать собою за других – здесь их просто нет. Важна только цель – средства не учитываются. Практический, утилитарный взгляд на вещи доведен до крайности, и он не считается ни с какими иными принципами. А легенды наслаиваются и наслаиваются. Как звенья одной цепи, сцепляются между собою факты жизни далеких времен; легенды с неба нисходят на землю, приближаются к людям.