Сказания о земле Московской
Шрифт:
Под супостатами и супротивниками Дмитрия летописец, очевидно, разумел соседей Москвы — Михаила тверского и Олега рязанского.
Михаил тверской, когда был в Орде, задолжал там за свой, оставшийся бесполезным, ярлык десять тысяч рублей и оставил в заложниках сына Ивана. Дмитрий уплатил за княжича сполна и повез его с собой как пленника. Только через год отец смог его выкупить.
Москва, конечно, стала много богаче Твери. Но в тот раз щедрость Дмитрия крепко ударила по «людишкам» городским и сельским — платить-то им пришлось как бы не в два раза более, нежели прежде. Говорится в летописи: «И бышеть от него (от Дмитрия) по городам тягость данаа велика
Понимали в народе: надо Москву поддержать, надеялись, может, в последний раз так нещадно тянут княжеские тиуны. А иным беднякам, случалось, и отдавать было нечего. Сбегали такие с семьями в глухие края, где их не достать; там, на новых местах, жить начинали…
Дмитрий был в Орде, когда поднялась война между Москвой и Рязанью за слободу Лопасню, которую отняли рязанцы у своего соседа еще при Иване Красном.
Князь Олег рязанский, ни разу не испытавший силы Москвы, идучи в поход, похвалялся, что его воины перевяжут москвичей без боя, однако в первой же битве возле села Скорнищева потерпел от воевод московских сокрушительное поражение. Летописец записал, что рязанцы «падали, аки снопы».
Но Дмитрий не успел воспользоваться победой. Опять поперек его дороги встал неуемный Михаил тверской, которому снова удалось заключить союз с зятем Ольгердом. В третий раз литовцы и тверичи двинулись на землю Московскую. Они пожгли Дмитров и Переславль-Залесский, а заодно и Торжок, разбили новгородскую рать. Их поход сопровождался не только поджогами, по пути они грабили жителей, убивали всех тех, кто не успел убежать.
Дмитрий собрал московские полки и полки подручных ему князей и повел соединенную рать на Ольгерда.
Возле города Любутска противники встретились. Несколько дней стояли они друг против друга, глубокий овраг разделял их. Ни одно войско не решалось первым перейти рубеж.
В конце концов был заключен мир. Ольгерд повернул свои полки, Дмитрий обязался не мстить Михаилу, новгородский наместник смог возвратиться в Торжок. Только теперь была торжественно отпразднована давно задуманная свадьба Владимира Андреевича серпуховского с дочерью Ольгерда Еленой…
2
До этого времени Дмитрий со своими боярами жил мирно, держал с ними совет, награждал по заслугам, мирил и судил их. И бояре были довольны его судом, не тяготились его властью над ними. Когда от других князей переходили в Москву на службу бояре со своей челядью, Дмитрий жаловал каждого по достоинству, не в ущерб старым боярским родам.
А тут среди ближнего окружения Дмитрия неожиданно завелась измена. В 1374 году старик тысяцкий — Василий Васильевич Вельяминов — умер. Властному Дмитрию, наверное, докучило разделять управление государственными делами хоть и со сметливым, но строптивым помощником. Он понял, что настал час полностью взять бразды правления в свои руки. Поначалу он медлил, помалкивал, а потом неожиданно объявил боярам, что тысяцкому на Москве больше не бывать.
Таков был весьма важный и мудрый шаг молодого, но мыслившего далеко вперед московского князя. Дмитрий понимал, что сильная власть, сосредоточенная в руках его одного, будет способствовать росту могущества Москвы.
И он решился на этот шаг.
Но старший сын покойного Василия Вельяминова, боярин
Записал тогда летописец: «Оттоле возгореся огонь».
Михаил, получив грамоту, воспрянул духом. Он послал одного гонца к Ольгерду — в четвертый раз звать его в поход на ненавистного им обоим Дмитрия, а другого гонца отправил в Москву с ответной грамотой к Ивану Вельяминову.
И того гонца слуги московского боярина Федора Андреевича Кошки по пути «поимали».
Дмитрий как прочел перехваченное послание Михаила, так воспылал гневом. Он приказал взять под стражу «вора-боярина» [32] , но тот, предупрежденный доброхотами, успел убежать в Тверь «со многою лжею и льстивыми словесы». Вместе с ним убежал и другой недовольный действиями Дмитрия — сурожский купец Некомат, которого летописец именует «Брёхом» (Сурож — нынешний Судак в Крыму).
32
«Ворами» называли тогда всех тех, кто отказывался повиноваться старшему, в данном случае боярин Иван Вельяминов — великому князю Дмитрию.
В то лето неспокойно было на Руси.
В Нижнем Новгороде поднялся народ против произвола золотоордынских послов, которые «многие пакости твориша»; их перебили или утопили, а заодно убили и нескольких татарских купцов.
Тогда же новгородские ушкуйники снарядили небывалый поход. На девяноста ушкуях поднялись они вверх по Волхову, далее волоком перебрались в Мологу, оттуда на Волгу и поплыли вниз по течению. По пути они грабили и жгли подряд все города, начиная с Костромы, а жителей забирали в плен, разграбили Нижний Новгород, города и селения Булгарского царства, добрались до ханской столицы Сарай-Берке, там учинили погром, но в конце концов все до одного были перебиты золотоордынцами.
Рассвирепевший Мамай усмотрел во всех этих действиях тайные козни Москвы. Он решил, что его все время пытались обманывать. Он счел коназа Дмитра виновником и подстрекателем «пакостей» и стал собирать тумены, чтобы наказать Москву за неповиновение.
И тут весьма кстати для Мамая прибыли в Орду из Твери посланцы от Михаила, те самые изменники московские — боярин Иван Васильевич Вельяминов и купец Некомат. Говорили они Мамаю:
— Князь московский и его бояре — враги Орде и всегда были врагами. Они денно и нощно куют против Орды крамолу. Набирай рать, иди на Москву без промедления, а Тверь с другой стороны поведет полки.
Мамай долго не раздумывал и послал Михаилу ярлык на великое княжение, одновременно сулил помочь ему в будущей брани.
Окольными путями Иван Вельяминов и Некомат вернулись в Тверь. Михаил поверил их словам, что Мамай готов идти на Москву. Он решил, что в столь благоприятный для него час ему поможет и зять Ольгерд.
И решился объявить Дмитрию войну.
Но осторожный Ольгерд прослышал от своих лазутчиков, что немецкие рыцари готовятся напасть на Литву, и потому медлил посылать подмогу шурину. Не смог поддержать Михаила и Мамай — в Орде против него поднялся очередной мятеж. Михаил остался в одиночестве.