Сказать почти то же самое. Опыты о переводе
Шрифт:
Есть непреднамеренные «улучшения», возникающие не столько в силу сознательного изменения, сколько благодаря практически обязательному буквальному выбору. Например, я всегда был убежден, что «Сирано де Бержерак» в итальянском переводе Марио Джоббе зачастую лучше оригинала Ростана. Возьмем последнюю сцену. Сирано умирает, его голос слабнет, его охватывает последний порыв энергии:
CYRANO
Oui, vous m’arrachez tout, le laurier et la rose!
Arrachez! Il y a malgr'e vous quelque chose
Que j’emporte, et ce soir, quand j’entorerai chez Dieu,
Mon salut balayera largement le seuil bleu,
Quelque chose que sans un pli, sans un tache,
J’emporte malgr'e vous…
(Il se lance l’'ep'ee haute)… et c’est…
(L’ep'ee s’'echappe de ses mains, il chancelle, tombe dans les bras de Le Bret et Raguenau.)
ROXANE
(se penchant sur lui et lui baisant le front)
C’est?..
CYRANO
(rouvre les yeaux, la reconna^it et dit souriant)
Mon panache.
[СИРАНО
A!
Вы взяли лавры, взяли розы!
Берите все! Все! Все! Но все-таки с собой
Кой-что я уношу, как прежде, горделивым,
И незапятнанным, и чистым, и красивым, —
Кой-что оставлено и мне еще судьбой.
Сегодня вечером, да, да, в гостях у Бога
Я у лазурного остановлюсь порога
И покажу ему тот знак, что был мне дан…
(Шпага выскальзывает из его рук, он шатается и падает в объятия Ле-Бре и Рагно.)
РОКСАНА
(склонясь над ним и целуя его в лоб)
Что ж это, милый мой?
СИРАНО
(открывает глаза, узнает ее и счастливо улыбается)
Мой рыцарский султан [97] *].
97
* Пер. Т. Л. Щепкиной-Куперник.
Перевод Марио Джоббе:
CYRANO
Voi mi strappate tutto, tutto: il lauro e la rosa!
Strappate pur! Malgrado vostro c’`e qualche cosa
ch’io porto meco, senza piega n'e macchia, a Dio,
vostro malgrado…
(Si lancia, la spada levata)
Ed `e…
(La spada gli cade di mano, egli barcolla e cade nelle braccia di Le Bret e Raguenau)
ROSSANA, piegandosi sopra di lui e baciandogli la fronte.
Ed `e?…
CYRANO, riapre gli occhi, la riconosce, e sorr`idendo dice.
Il pennacchio mio! (Giobbe)
Французское топ panache («мой плюмаж» и «моя удаль, отвага») из-за ударения нисходит вниз и ослабевает до шепота. Ростан понимал это настолько ясно, что в конце он ставит точку, а не восклицательный знак. Итальянское pennacchio mio звучит на высокой мелодраматической ноте (и действительно, Джоббе ставит в конце восклицательный знак). При чтении французский оригинал лучше. Однако на сцене этот французский шепот декламировать труднее, поскольку, произнося это слово, умирающий должен как-то приподняться в последнем порыве гордости, но голоса у него уже нет. В итальянском, если слово il pennacchio не кричать, а произносить шепотом, язык подсказывает определенный жест, и создается впечатление, что умирающий приподнимается, хотя голос его при этом затухает.
Мне доводилось видеть французских Сирано, которым удавалось слегка приподняться, произнося mon panache (например,
Не знаю, к какому разряду – к более или менее позволительному обогащению или же к частичной переработке (см. далее) – отнести случаи феминистского перевода, именуемого translation by accretion [98] *, «в котором не отдается предпочтения какому-либо одному значению слова или игры слов, но предпринимается попытка передать воздействие комплексного смысла благодаря выявлению заключенных в нем различных семантических маршрутов: coupable (франц. “виновный”) становится culpable (англ. “виновный”) и cuttable (англ. “поддающийся отрезанию / отрубанию”), voler (фр. “летать” и “красть”) становится to fly (англ. “летать”) и to steal (англ. “красть”), d'epenser (фр. “расходовать”) становится to spend (англ. “тратить”) и to unthink (англ. “выбросить из головы”) … Феминистское переписывание заново пере– или трансконтекстуализирует те произведения, которые оно переводит, порождая mises en abyme [99] **, доверяясь намеренно двусмысленному и искажающему взгляду истолковательницы-переводчицы, которая подчеркивает механизмы вымысла и в то же время дает возможность опять использовать их с новыми целями» [100] 1. Провести здесь некую абстрактную различительную линию невозможно, но я считаю, что во многих из этих случаев можно говорить о переработке или о новом произведении. Тем не менее, коль скоро игра раскрыта, читатель может понять суть операции по переистолкованию, и, возможно, он оценит переводческий вызов выше, чем сам оригинал. Если же игра, напротив, идет скрытно, тогда, оставив в стороне все размышления о важности этого явления и о его итогах, на языке юридическом можно будет говорить о произволе по отношению к неискушенному читателю.
98
* Перевод через приращение (англ.).
99
** Бесконечная череда отражений-переистолкований (фр.).
100
1 Demaria 2003, § 3.2.2 и 3.2.3. По этому поводу Демария цитирует также Бетси Уинг (Wing 1991) и ее переводы из Элен Сиксу{ 214}, утверждая, что переводчица должна «уделять много внимания тексту и дать своему языку возможность пересечь его (…) Перевод должен работать в согласии с телом и с его ритмами» (р. 7–9). Той же Демарии (Demaria 2003, § 3. 4) можно ознакомиться со страницами о «колониальных» переводах и с теми, что посвящены проблеме «постколониальных» литератур (хотя эти страницы, конечно, имеют лишь косвенное отношение к проблеме перевода).
Наконец, есть такие случаи, когда переводчик что-то теряет по недосмотру и тем не менее, в силу счастливой случайности, утратив одно, находит нечто другое. На любопытный случай такого рода указал мне Масаки Фудзимура, японский переводчик «Острова накануне», который, как подобает всякому хорошему переводчику, предварительно ознакомился с переводами на другие языки и не без ехидства обнаружил ошибку Билла Уивера в английском переводе.
В начале шестой главы, где описывается нечто вроде видения, испытанного главным героем на восходе солнца в южных морях, в моем тексте говорилось:
Gli apparve subito un frastagliato profilo turchese che, nel trascorrere di pochi minuti, gi`a si stava dividendo in due stricse orizzontali: una spazzola di verzura e palme chiare gi`a sfolgorava sotto la zona cupa delle montagne, su cui dominavano ancora ostinate le nubi della notte. Ma lentamente queste, nerissime ancora al centro, stavano sfaldandosi ai bordi in una mistura bianco e rosa.
Era come se il sole, anzich'e colpirle di fronte stesse ingegnandosi di nascervi da dentro ed esse, pur sfinendosi di luce ai margini, s’inturgidissero gravide di caligine, ribelli a liquefarsi nel cielo per farlo divenire specchio fedele del mare, ora prodigiosamente chiaro, abbagliato di chiazze scintillanti, come se vi transitassero banchi di pesci dotati di una lampada interna. In breve per`o le nuvole avevano ceduto all’invito della luce, e si erano sgravate di s`e abbandonandosi sopra le vette, e da un lato aderivano alle falde condensandosi e depositandosi come panna, soffice l`a dove colava verso il basso, pi`u compatta al sommo, formando un nevaio, e dall’altro, facendosi il nevaio al vertice una sola lava di ghiaccio, esplodevano nell’aria in forma di fungo, prelibate eruzioni in un paese di Cuccagna.
[Причудливый темно-синий абрис за несколько минут на его глазах расщепился на две горизонтали: щетинистая зелень и гребешки пальм наливались сияньем, а гористый фон оставался мрачен и удручен угрюмыми купами ночных туч. Эти купы постепенно, чернея своею сердцевиной, расслаивались на краях белизной и розой { 52} .
Солнце будто отказывалось лупить по тучам в упор и уходило им за спины, а они, хоть и уступая свои окраины игривым световым волнам, в середине хмурились и набухали и не хотели расплавляться в толще неба, преображая небо в доподлинное отражение моря, волшебно-светлое, пронизанное яркими крапинами, как будто населенное стаями рыб, снабженных светящимися плавниками. Минуло, впрочем, совсем немного, и под натиском света тучи подались, разродились над весовыми верховьями, и насели на сушу, и оплыли по склонам, как горки взбитых сливок, разжиженных понизу, хотя сохраняющих плотность на маковинах холмов, где, доходя до снежного и ледяного состояния, они грибообразно высовывались в воздух и разлетались в нем ледяными искрами, сладко-лакомыми взрывами среди кисельных берегов. [101] *]
52
Белизной и розой. Смесь белого и розового цветов заставляет вспомнить о роли этих цветов в новелле Нерваля «Сильвия».
101
* Пер. Е. А. Костюкевич.