Скажи, что клянешься
Шрифт:
Он отодвигает туфли в сторону, делая двойной дубль, когда я поднимаю руки и жду.
Его брови слегка сдвинуты вместе, предметы в его руках быстро забываются. Он позволяет им упасть на землю и делает шаг ко мне.
Он начинает с манжет моих рукавов, осторожно перетягивает их через запястья, а потом переходит к подолу. Влажный материал прилип к моей футболке под ним, поэтому, когда он медленно поднимает ее вверх и через мою голову, она забирает ее с собой.
Мои мокрые волосы падают на голую спину, вызывая дрожь по спине, или, может быть, это
Он понимает, его челюсть сгибается от тяжелого вдоха, когда его руки находят пуговицу на моих джинсах.
Мой пульс учащается, когда она расстегивается, мягкий гул молнии вызывает мурашки по моим ногам. Он ждет, глядя на меня, поэтому я умоляюще приподнимаю бедра, и он отвечает, осторожно полностью освобождая меня от них.
Его руки падают по бокам, тело замирает, когда он смотрит на меня, выражение его лица представляет собой задумчивую смесь неуверенности и убежденности.
Я сажусь, снова приближаюсь к краю и хватаю пригоршню его грязной толстовки. Мои ноги раздвигаются, и он входит, пока его бедра не касаются прохладного металла. Он не говорит ни слова, не двигается, кроме того, что требуется, чтобы я освободил его от одежды.
Мои легкие раздуваются, когда появляется его тело, его грудь впервые предстает передо мной во всей красе. Даже на пляже он носил рубашку, которая его скрывала.
— Тебе следует чаще снимать рубашку. Мое дыхание — хриплый, наполненный желанием беспорядок, и мне приятно, когда его смех звучит точно так же.
Мои глаза устремляются прямо к татуировке, о которой я, по общему признанию, мечтал.
Мне было интересно, как оно будет изгибаться, что оно будет держать и как далеко оно простирается, но увидеть это на его коже — это не похоже на то, что я мог бы придумать.
Это увлекательно, мрачно и четко.
Он простирается от его плеча и тянется вдоль левой шеи. Есть линия ворот и футбольный мяч, который выглядит так, словно вырывается из его кожи, но меня манит сценарий, изогнутый вдоль нити мяча. Оно иностранное, возможно, на латыни, и с красивой прокруткой.
"Что это значит?" — удивляюсь я, нерешительно прижимая подушечки пальцев к его коже, медленно прорисовывая слова.
— Не могу тебе сказать. Он дрожит, и мои губы дергаются, ладони прижимаются к нему, когда я наклоняюсь ближе.
— Не можешь или не хочешь? Я смотрю на него и прижимаюсь губами к его груди, приближаясь к краю, чтобы можно было кататься по ним выше.
Я скользю вдоль его ключицы к шее, останавливаясь, когда добираюсь до его уха. Я делаю глубокий вдох, и лоб Ноя падает мне на плечо, его руки находят место по бокам.
Я ничего не говорю, просто дышу на него, когда мое прикосновение осмеливается опуститься ниже. Я прослеживаю выступы его пресса, знакомясь с каждым разрезом его мастерски построенных мышц.
Он твердый во всех нужных местах, и я готов
Я чувствую это по тому, как сжимается его живот, по коротким вздутиям, пробегающим по моей обнаженной груди.
Мои соски твердеют в лифчике, и теперь это я дрожу.
Это привлекает внимание Ноя, и он поднимает голову, жар в глазах становится почти невыносимым. "Становится холоднее."
«Я не чувствую холода».
Его ноздри раздуваются, и он наклоняется вниз, схватив мои волосы руками и накручивая их на кулак, вода стекает по его предплечью и брызгает мне на позвоночник. Я подаюсь вперед, и Ной поворачивается, чтобы поймать мои губы своими. На этот раз он целует меня крепко. Это почти наказание и чертовски затягивает.
— Если ты заболеешь, это будет моя вина. Он говорит между движениями языка. «Я не могу этого позволить». Он тянется к стоящей рядом с нами толстовке, той, которую он принес для меня, но я провожу свою руку по его, чтобы остановить его движения и поймать ту, которую он собирается надеть первой.
Он бросает предупреждающий взгляд, но когда следует мой хриплый смешок, его потребность знать, что будет дальше, заставляет его смягчиться. Нахмурившись, он позволяет мне натянуть на себя свою руку.
Он быстро просовывает руки внутрь, поднимает мои вверх и готовится сделать то же самое, но я снова опускаю ладони на заднюю дверь и начинаю ехать назад. Я не останавливаюсь, пока мои пальцы не царапают нейлон его палатки.
Его брови низко опускаются, когда я вслепую нахожу молнию, моя рука скользит вперед, пока она не оказывается над моей головой, а отверстие падает мне на спину.
Челюсть Ноя щелкает, когда он вытаскивает мокрые штаны и быстро надевает сухую пару. Он сжимает в кулаки одежду, которая у него есть для меня, а затем ползет по мне, вместе со мной, пока я полностью веду нас в его палатку.
Все еще немного неуверенный, он медленно закрывает нас внутри, и я хочу стереть его колебания, которые, как я знаю, проистекают только из его беспокойства обо мне, потому что я почему-то не чувствую их.
Я не испытываю смущения, неуверенности или беспокойства.
У меня нет того скручивания в животе, которое предупреждает меня, будто я боюсь, что он меня оттолкнет.
Он никогда бы этого не сделал.
Глядя на него, в его голубые глаза, мой разум не запутывается.
Оно называет его имя.
В Ное есть что-то такое, что меня освобождает. Одним взглядом или невысказанным понятием он успокаивает те части меня, которые, я не знаю, нуждаются в урегулировании, и хотя я еще не до конца это понимаю, я знаю, что хочу этого.
И прямо сейчас я хочу узнать его немного лучше. Немного… иначе.
Я падаю обратно на его подушку, и он следует за мной. Пока его тело нависает над моим, никакая часть нашей кожи не соприкасается, но его тепло присутствует, и по мне пробегает волна предвкушения.