Скажи что-нибудь хорошее
Шрифт:
Его поселили в комнату, где проживало еще семь пацанов, главным из которых явно был здоровяк по кличке Циклоп. Этого было не сравнить с тем Циклопом, который опекал Мотю в больнице. На всякий случай Матвей прозвал нового Циклопом Первым. А вообще эту кличку парень приобрел не только за рост и силу: у него ровно посередине лба располагалось родимое пятно, по форме напоминающее глаз. Сам Циклоп Первый считал, что пятно – его счастливая отметина, и страшно гордился им. Он разъяснил товарищам по цеху, что даже прикосновение к этому родимому пятну приносит счастье, потому для тех, кто желал обрести счастье хоть на какое-то время, был установлен временной тариф. Одна минута стоила расставания с завтраком в пользу
– Всем тихо! Чтобы без всяких твоих штучек!
Циклоп и не думал расставаться со своими штучками.
– Ну что, знакомиться будем? – нагло улыбаясь, спросил он и приблизился к Моте. Позади него сгрудились остальные пацаны, ожидая традиционного спектакля. Они знали, что прописка в колонии – вещь необходимая, каждый из них прошел через вводную бойню, и этому новенькому, на вид крепкому и независимому, тоже придется сбить спесь. Видали они здесь таких – крутых и независимых…
– Я – Матвей.
– Подходи ко мне, Матвей, у нас своя процедура знакомства. – Циклоп остановился на середине комнаты.
Мотя сделал пару шагов навстречу Циклопу.
– А тебя-то как зовут? – спросил он.
– Подойди поближе, – придурковатым голосом произнес парень, – тут и узнаешь, деточка…
Пацаны захихикали за спиной у предводителя. Шутка была тупая, но им понравилась. Матвей прислушался к себе и не обнаружил признаков волнения. Дедовы уроки крепко прижились в голове. Драться он точно не боялся. Главное – угадать, в какой момент противник собирается нанести удар.
Мотя сделал еще один небольшой шажок.
– Что, Матвей, – кривляясь, спросил Циклоп, – боишься? Ну ладно, если сам отгадаешь, как меня зовут, так и быть, обойдемся одним пенделем. Не угадаешь – прописка состоится по полной программе.
Матвей подумал, что парень не слишком умен, если сразу выдал, что собирается начинать с пенделя. Вероятно, после падения поверженного противника вся шайка набросится на лежачего и будет пинать его до потери сознания. Тактика ясна.
– Угадать, как тебя зовут, нетрудно, – тянул время Мотя, выразительно глядя прямо в середину родимого пятна Циклопа.
– Так говори, чего же ты? – Циклоп удивился по-настоящему. Неужели пацан вместо одного пинка собирался получить по полной?..
– Зовут тебя, как зовут всякое существо с глазом посередине лба. – Матвейка почти открыто насмехался, он был готов к боевым действиям.
– Ну и как это?
– Циклоп, вот как! Причем для меня ты не единственный Циклоп, встречал и пострашнее.
Мотя знал про Циклопа еще из рассказов нянечки в медблоке, он знал, что от Циклопа отказались родители, сдав его в детский дом в возрасте полутора лет. Еще Матвей знал, что Циклоп был одержим чувством мести и, сбежав из приюта, первым делом отправился вершить справедливый суд над предателями. От бабки Циклоп получил сведения, что родители отказались от него из-за того самого родимого пятна, они считали парня порождением дьявола и относили свои неудачи, болезни и безденежье к присутствию сатаны в их жизни. Поэтому и решили избавиться от него простым способом – сдать в детский дом. Собственно, Циклоп не хотел делать биологическим родителям ничего плохого: его целью было просто написать на лбу каждого из них некий символ, похожий на глаз. Он не собирался убивать или калечить родителей, он хотел аккуратно выжечь у каждого из них на лбу клеймо, которое стало причиной ненужности
Матвейка в глубине души даже сочувствовал Циклопу, который пострадал из-за такой ерунды, как отметина на челе. Будь у него другие родители, могли бы причислить его к священным жрецам и поклоняться пятну всю жизнь или вообще наплевали бы на это пятно и воспитывали ребенка в любви и ласке… А теперь вот.
– Пострашнее, значит? Ну, раз отгадал, тогда просто пендель?! Подходи, умница, и поворачивайся ко мне задом. – Для Циклопа вопрос был решен: еще одна шестерка не помешает, дел в колонии много, работать заставляют, кормят плохо, надзиратели слишком строги…
Матвей сделал еще шаг и остановился:
– Да ладно, чего там пендель, давай бей так, в лицо! – Для Матвейки сильная сторона противника оказалась напротив левой руки, главной и здоровой. Правая еще не очень хорошо двигалась.
– Да мне все равно. – Циклоп понял, что спасовать перед лобовой атакой – проявить слабость перед пацанами. – Он успел только замахнуться ногой и сразу после этого издал протяжный вой от удара пятой точкой о каменный пол. Дальше – дело техники. Несколькими болевыми приемами Матвей уговорил Циклопа прилюдно извиниться и пообещать, что его, Мотю, оставят в покое. Пацанская братва дружно и согласно замычала и закивала в ответ на просьбу Циклопа. Мотя приобрел статус независимого и одновременно консультанта Циклопа.
Тот, оказывается, тоже кое-что знал про Мотю.
– Знаю, почему ты такой борзый, – сообщил Циклоп после перемирия.
– Почему? – Матвейка искренне удивился.
– Да ты же потомственный. Считай, в законе. Дед у тебя сидит чуть не по мокрому? Предупреждать надо!
32. Георгий
– Эй, плакса! – тихонько позвал Пашка, проводя пальцем по засохшим соляным бороздкам. Его лицо было так близко от Валиного, что он чувствовал тепло ее дыхания. От Валюши исходил нежный, немного травяной, какой-то детский запах, Пашке хотелось вдохнуть и носить его с собой. Он еще несколько раз нежно провел пальцем по Валюшиным щекам. Она улыбнулась и, не открывая глаз, схватила его руку и прижала ее к щеке. Не отпуская руку и не поднимая ресниц, она радостно прошептала:
– Проснулся? Ну наконец-то!
Пашка, не помня себя от радости, замер в ожидании. Он не знал, что делать, точнее, не знал, что делать с Валюшей в данной ситуации. Рука так и застыла на Валиной щеке, накрытая сверху ее маленькой теплой ладошкой. Шило аккуратно погладил свободной рукой Валину макушку.
– А что, – спросил он, стараясь говорить как можно тише, – я долго спал? Такое чувство, что меня накормили ядовитыми грибами… Как это я так отъехал невзначай…
– Глупый ты, глупый! – Валя зажурчала своим неповторимым смехом. – Тебе говорят, а ты будто ничего не слышишь или не хочешь слышать. Поэтому и попался!
– Как это «попался»? – Пашка занервничал, он не любил, когда его подставляли. То есть конкретно не любил. Он даже освободил руки и встал. – Кто это меня поймал?
Валентина опустила босые ноги на пол и зябко поежилась. Потом зевнула, прикрыв ладошкой рот, и сладко потянулась. «Вот нервы мне мотает, прямо тянет из меня жилы». Пашка испытал острое чувство желания и сжал кулаки до боли, чтобы избавиться от него. Он принял независимую позу – прислонился к стене и скрестил руки на груди. «Ладно, если ты такая умная, теперь сама ищи подход, попробуй». Шило чувствовал, что женщина потеплела, оттаяла и, судя по всему, была готова принимать ухаживания.