Скажи это Богу
Шрифт:
– Правда, Алина, - с облегчением вздохнул профессор.
– Так почему этот код не доходит до меня?
– Значит, вы из другого отряда...
– Вы имеете в виду - как в школьной биологии - тип, класс, отряд, семейство, род, вид?
– Нет, другое. Отдохните...
А потом он почему-то взял меня на руки, как ребенка, и покачал. И я - странно - поместилась у него на руках, как будто он большой, а я маленькая, и мне стало так уютно-уютно. Словно есть неразрешимые вопросы, профессор позволяет мне говорить о них, но вот, дескать, именно сейчас, в этом саду, поспи
И сад вокруг нас дышит. И сосны звенят, и ромашки поют.
Там же, во сне, я заснула у него на руках.
Это очень мягко, нежно, приятно - спать во сне. Морфей с двойным дном... Он баюкает меня, все наладилось, ненависть испарилась, мысли утихомирились, душа успокоилась. Звучит голос - родной-родной. Напевает, навевает. И вдруг говорит:
– А вы помните, Алинушка, что такое POS-материалы? Вы знаете рекламную лексику?
– Помню, знаю, - сквозь сон отвечаю я, ничуть не удивляясь повороту разговора.
– Хочу предложить вам новый ход рассуждений. Это я уже про вашу нестерпимую любовь к Степану Фомичу.
– Буду рада, - бормочу я, надеясь на целительную новизну.
– Прежде всего договоримся о терминах. POS-материалы, по-английски point of sales, есть средства офор?мления мест продаж, задача которых повысить продажи какого-либо конкретного товара или группы товаров в данной торговой точке, мотивирующие потребителя совершить покупку "здесь и сейчас". Вы согласны с формулировкой?
– Я работала в рекламе. Согласна. Это еще и сопутствующие изделия, свита основного товара. "Короля играет свита"...
– Вот и посмотрите на дело с такой стороны. Берем просто мужчину. Берем?
– улыбается профессор.
– Ну, берем...
– Он просто человек, голый под любой одеждой. Он, возможно, добрый, хороший, даже прекрасный, но вы этого еще не знаете. Что он должен сделать, чтобы вы узнали, каков он?
– Он может сам сказать мне об этом, - предполагаю я.
– Правильно. А чтобы подкрепить свои слова, он для убедительности надевает хороший костюм, качественные часы, окружает себя элегантными предметами, делает вам шикарные подарки и так далее. Все это - для обычной женщины - его личные POS-материалы. Чтобы она здесь и сейчас была покорена. Реклама. Просто реклама.
– Хороший товар сам себя хвалит...
– бормочу я, не желая такого поворота применительно к Степану Фомичу.
– Он не соблазнял меня подарками. Более того - он был жадина. А костюмчик поначалу вообще был из рук вон. Это потом все такое стало!.. Отменное.
– Ну... потом! Потом-то и началось самое интересное. Обнаружив, что вы можете пригодиться ему не на одну ночь, а подольше, он, предположим, решил закрепить успех и блеснуть своим миром. Как внешним, так и внутренним... И блеснул. А потом устал. Ваш восторг, видимо, перестал быть достаточно искренним. Вы решили, что в принципе всего этого достойны. Он же так не думал изначально. Просто реклама. Ну как?
– Нормально. Пусть реклама. Но убивать меня не следовало.
– А может, от вас никак иначе нельзя было избавиться? Может, вы
– Вы мой врач, а не его адвокат, - напоминаю я профес?сору.
– Вот я и не понимаю: вы то нападаете на него, романы пишете, а то вдруг лично защищаете.
– Я? Защищаю?!
– Тут я проснулась, во сне, и посмотрела доктору в насмешливые глаза.
– Конечно. Вы же не хотите другого повелителя. Вы делаете Степану Фомичу такую рекламу, что он может теперь до гробовой доски спать спокойно. И даже после гробовой доски. А ведь он, как я понимаю, трус и пустышка. Хотя, конечно, интеллектуал, интеллектуал! Его интеллект - тоже его пиоэс. И многие еще попадутся, вы не одна такая будете.
– Ах, профессор, какое мне дело до многих... В конце концов, моими пиоэсами были мои умения, например, стирать, мыть посуду... Всего-навсего. Вы правы, к сожалению. Меня убить мало было...
– Точно. И еще. А любить? Вы умели любить его без его пиоэсов? Или вы были ослеплены, услаждены, покорены - и расслабились, сели на шею и поехали?
– Да, пожалуй. Села и поехала. Отстаньте, доктор. Если я когда-нибудь полюблю другого мужчину, я постараюсь не писать о нем романов. Уговорили вы меня.
– А этот - все-таки будете дописывать?
– Буду.
– Постараюсь все-таки не допустить этого безобразия, - пообещал профессор.
– Мужская солидарность?
– спросила я.
– Житейская мудрость. Ну спите, ладно, спите, что-нибудь придумаем...
Я опять задремала - во сне, а сквозь дрему процитировала профессору еще кусок из иронического романа (1973) Степана Фомича "Екклезиаст, Солдат Судьбы":
"От всего прочитанного у Екклезиаста стало плохо с сердцем. В царившем безмолвии он услышал, как щелкнул, разорвавшись, миокард, и догадался, что это конец... Какой-то остряк, очевидно, перепутав Екклезиаста с кем-то другим, начертал на кресте эпитафию: "Погиб под паровым катком истории"..."
Профессор прослушал цитату, усмехнулся и попросил меня онеметь и обеспамятеть. По голове погладил. И очень медленно проговорил мне цитату из Флорен?ского:
"...есть два рода образов: переход через границу миров, соответствующий восхождению или вхождению в горнее, и переход нисхождения долу. Образы же первого - это отброшенные одежды дневной суеты, накипь души, которой нет места в ином мире, вообще - духовно неустроенные элементы нашего существа, тогда как образы нисхождения - это выкристаллизовавшийся на границе миров опыт мистической жизни. За?блуждается и вводит в заблуждение, когда под видом художества художник дает нам все то, что возникает в нем при подымающем его вдохновении, раз только это образы восхождения: нам нужны предутренние сны его, приносящие прохладу вечной лазури, а то, другое, есть психологизм и сырье, как бы ни действовали они сильно и как бы ни были искусно и вкусно разработаны".