Скажи герцогу «да»
Шрифт:
— Так почему вы приняли такое решение? Разве вам не достаточно благ в обществе как дочери маркиза? Почему вдруг захотелось большего?
Выражение ее лица стало отчужденным.
— Я не властна над собственной судьбой. А почему… Это я обсуждать не стану, скажу лишь, что случайно услышанное сегодня полностью все переменило. Я вдруг осознала, что должна взять свое будущее в собственные руки, поэтому и решила принять вызов.
— То есть уподобиться всем остальным? — с горькой иронией произнес Каллахан.
Она
— А даже если и так, что из того?
И тут Люк вдруг осознал, как ошибался.
— Вы не такая, как другие. — Ему потребовались все душевные силы, чтобы произнести эти слова. Это было извинение. Но также и признание. В глубине души он понимал, что она отличается ото всех женщин, которых он когда-либо знал. Она совершенно особенная. Для него.
Она устремила на него обвиняющий взгляд:
— Кто вы такой, чтобы судить? Если женщина идет на подобный шаг, то лишь потому, что пытается выжить.
Он знал это. Прекрасно знал. И ему жаль было тех несчастных, что побывали здесь до нее. Только говорить леди Дженис, что она права, он не собирался. Он высказал свое мнение. А уж принять его или отвергнуть, решать ей: он никогда не старался никому понравиться.
Девушка вздохнула:
— Я понимаю, что таким образом вы попытались извиниться, мистер Каллахан, и принимаю ваши извинения.
Он горько усмехнулся. Интересно, приняла бы она извинения, если бы знала о его планах в отношении того самого человека, который, как она надеется, может решить все ее проблемы?
Люк едва удержался, чтобы не сказать ей прямо сейчас: «Беги отсюда! Откажись от своих намерений покорить хозяина Холси-Хауса!» Потому что нынешний герцог Холси не кто иной, как… Грейсон Хильдебранд, двоюродный брат Люка по отцовской линии.
Люк — вернее, Люциус Сеймур Питер Джордж Хильдебранд — был законным седьмым герцогом Холси и твердо намеревался вернуть себе этот титул, даже если для этого придется проститься с жизнью. Этим он отомстит за всех женщин, загубленных Грейсоном или его отцом Расселом, и в первую очередь за собственную мать. Почти тридцать лет назад она была одной из отчаявшихся женщин, пребывавших в сиротском приюте Святого Мунго. Это был единственный дом, который Люк когда-либо знал и где в безымянной могиле покоится его мать.
Но он не мог рассказать леди Дженис даже часть своей истории: это не только нарушило бы его планы, но и подвергло их жизнь серьезной опасности. Люк терпеть не мог чувствовать себя в ловушке — и вообще проигрывать, но сейчас был связан по рукам и ногам. Он знал, что брак с Холси обернется для девушки трагедией, но сказать ей об этом не мог — пока. Все, что ему оставалось, — это постараться внушить ей, что герцога следует опасаться.
— Вы полагаете, что, испытывая
— Вдовствующая герцогиня сказала, что единственный способ вызвать его интерес — это говорить ему «нет». Видите ли, он слишком привык, что все лебезят перед ним.
— Значит, вы решили следовать ее совету.
Дженис утвердительно кивнула.
— Вам, наверное, не составит труда говорить «нет» кому угодно.
— Что вы имеете в виду? — тут же выпустила иголки Дженис.
— Это свойство вашей натуры — быть непокорной. Брыкаться. Давать пощечины. Набрасываться с кулаками. Я видел, как вы все это проделываете.
Он понимал, что поступает нечестно, но в нем вдруг разгорелось абсурдное желание ее позлить. Должно быть, дело в том, что ее слова вывели его из равновесия и задели гораздо больше, чем он готов был признать.
И если уж быть совсем откровенным, Люк… сгорал от ревности. Она здесь, рядом, так близко, что он ощущал запах ее волос, нежной кожи.
Каждой клеточкой тела он желал ее.
И не мог получить…
Она заслуживает мужа, который станет ей опорой и всегда будет рядом, а не такого, как он, изгоя, который никогда не сможет ничего ей дать.
Дженис выпрямилась, глаза ее сверкали от возмущения.
— Вы заслужили! По какому праву вы вели себя столь неподобающим образом: вытащили меня из кареты, начали целовать…
Люк сжал ее запястье и с улыбкой произнес:
— И с огромным удовольствием проделал бы это снова.
Она отшатнулась, но он держал крепко. Их взгляды встретились. Боже, как она хороша в гневе! У него даже дыхание перехватило.
— Скажу вам больше: это и есть настоящая причина, зачем я вызвал вас сюда.
Ее глаза широко раскрылись.
— А разве не из-за щенка?
Люк отпустил ее руку.
— Это была лишь уловка, чтобы заманить вас сюда.
Она вскочила, скрестила руки на груди, прищурилась — того и гляди ринется в бой.
Люк с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться при виде ее тщетной попытки придать лицу угрожающее выражение. Но боже! Как же ему хотелось сорвать с нее накидку… и все остальное и жаркими поцелуями покрыть каждый дюйм тела, заставить забыть о прошлых обидах.
Эта мысль отрезвила его: он не хотел бы стать мужчиной, который причинит ей боль.
— Присядьте, леди Дженис, прошу вас.
Ее глаза все еще метали молнии.
— Садитесь, — повторил он настойчивее, — иначе мне придется сделать это. Обещайте, что выслушаете меня.
Она раздраженно вздохнула и опустилась на сено.
— Хорошо. Будь по-вашему. Но не вздумайте угрожать мне снова. Вы всего лишь грум, и в моих силах сделать так, что вас выставят из этого поместья без рекомендаций.