Скажи любви «нет»
Шрифт:
Новую работу я нашел в агентстве, которое занималось возвратом кредитов. Когда я в первый раз пришел в агентство и попытался выяснить для себя, что я должен там делать, я сразу же спросил: «Я должен буду ходить по квартирам и драться с должниками?» К счастью, мне ответили «нет». Но, все равно, казалось странным, что после долгих лет борьбы с семейными долгами я оказался на этой работе. Свой рабочий день я проводил за телефонными разговорами с неплательщиками, которые должны были вернуть деньги различным нашим клиентам, старался разобраться, чем вызвана задержка с погашением долга: с отсутствием у должника денежных средств
Все то, от чего я пытался бежать, постоянно снова вставало передо мною, это казалось законом возмездия: око за око, зуб за зуб. Мое прошлое не развеялось как дым, меня снова обступили навязчивые фантомы.
Каждый раз, когда я приходил к должникам за деньгами, передо мной вставал образ моего отца. Я был вежлив с этими людьми и, как мог, помогал им. Однажды я постучался в квартиру в полуподвальном этаже, дверь мне открыла синьора, которая жила одна с дочерью. Она пропустила меня в дом.
– Пожалуйста, проходите, вы позволите предложить вам чашку кофе или стакан воды? К сожалению, ничего другого у меня нет.
– Спасибо, не беспокойтесь.
– Вы не стесняйтесь, я кофе для себя готовила, так что, если хотите…
– Ну, если вы его уже сварили, то я, пожалуй, выпью чашку вместе с вами. Спасибо.
Она налила мне в чашку кофе, спросила, сколько сахара положить. Ее дочь молча сидела на диване и смотрела на меня. Выглядела она девочкой лет пятнадцати с бесцветной внешностью, хотя черты лица у нее были правильные, даже красивые. Это выражение лица было мне давно знакомо, у меня самого был такой же вид, когда к нам в бар приходили описывать имущество.
Стыдно признаваться в своей бедности, но я в тот день, наверное, стыдился больше, чем они. Я помешивал ложечкой в чашке с кофе, а синьора заверяла меня, что готова выплачивать долг небольшими частями, просила не беспокоиться, потому что они люди порядочные. Она уверяла, что ее дочь уже нашла для себя работу в пиццерии, хотя сделать это было совсем непросто, принимая во внимание ее возраст. Краска стыда заливала мне лицо, мне было тошно вести этот разговор, я чувствовал себя виноватым, я бы с удовольствием отвел этих женщин к себе домой, если бы мог себе это позволить. Я испытывал настоящую боль, выслушивая ее объяснения.
Когда мы с синьорой заговорили о сроках частичного погашения долга, я неожиданно запнулся. Я отвел глаза в сторону, мой взгляд наткнулся на сырое пятно на стене, точно такое же, как у нас на кухне, и после минутного колебания я сказал ей:
– Синьора, с этой минуты вы больше ничего не должны. И о будущем вам не надо беспокоиться, я к вам больше не приду. Никто к вам больше не придет.
– Неужели так может быть?
– Да, может. Вам не надо больше беспокоиться. Синьора не поверила своим ушам, чтобы убедиться в том, что она все правильно поняла, она переспросила меня еще раза четыре. Я ее уверил, что все в порядке, и еще раз повторил, что ей ни о чем не надо беспокоиться. Она принялась благодарить меня, со слезами на глазах сжала мои руки. Потом обернулась к дочери:
– Благодари молодого синьора, скажи ему
Я в то время еще плохо умел владеть своими чувствами. Мои отношения с людьми уже определялись моими профессиональными обязанностями. Они оставляли слишком мало места для настоящих человеческих взаимоотношений, поэтому, когда я попадал в похожие ситуации, я оказывался совершенно неготовым к ним, становился слишком впечатлительным, уступчивым. Мне было не по себе. Меня подташнивало, когда я вышел из этой подвальной квартиры. Я закрылся в машине и расплакался, и долго не мог успокоиться. Я плакал навзрыд, меня всего трясло.
Вернувшись в офис, я закрыл дело синьоры по графе: убытки по кредитам. Я составил для банка краткую докладную записку, в которой указал, что считаю возврат кредита неосуществимым в связи с невозможностью установить место пребывания должника. У банка подобные дела не вызывали большого беспокойства, такие суммы они без особого ущерба для баланса списывали как потери да еще и получали возможность увести их от налогообложения.
Мне случалось поступать так еще несколько раз, но я не всегда мог пойти на это.
Когда мне удавалось провернуть подобные операции, люди с благодарностью заглядывали мне в глаза, а я при этом испытывал прилив сил и в то же время чувство стыда. Часто они просили меня остаться поужинать с ними. Пытались всунуть мне в руки колбасу, сыр, бутылку вина. Со временем мне не раз пришлось побывать в таких ситуациях, но я так и не сумел к ним привыкнуть. Мне все было противно. Я сам себе был противен. Я начал ненавидеть свою работу, в конце концов мне стало казаться, что я нарочно выбрал ее себе в наказание. Я ходил на работу и получал зарплату, чтобы причинять себе боль.
Должен признаться, что моя первая попытка добиться независимости оказалась довольно печальной. Я сам себя раздражал, даже ненавидел, никто из моих друзей не догадывался, до чего мне тогда было пакостно. Я об этом никогда не говорил, в этом не было никакого проку. Никому не дано разделить одиночество другого человека.
Я и дома почти перестал рассказывать о себе, тем более о своей работе. На самом деле, стоило мне обмолвиться о своих должниках, как мой отец сразу же встревал с одним из своих перлов («Вот, видишь, все так живут, не только мы».), после чего мне было трудно сдержаться. За ужином я молча высиживал четверть часа, потом поднимался из-за стола, еще не дожевав последний кусок, и забивался в свою нору.
Свою тоску я пытался заглушить работой, поэтому в агентстве мной были довольны. Меня постоянно хвалили и ставили в пример. Я же уже твердо знал, что проработаю у них еще год, а потом уйду оттуда.
Иногда должники не оплачивали счета, утверждая, что они получили некачественный товар, и тогда мне приходилось проверять, действительно ли это так. Я просил в агентстве давать мне самые сложные дела с наиболее высокими суммами долга. Разбирая новые дела, мне пришлось разъезжать по всей стране. Свою первую командировку я помню до сих пор. Все утро я провел на складе, пересчитывая разные куклы, вроде «Замарашка», «Писюнчик» и тому подобное. При этом я еще проверял, действительно ли они умеют писать и пачкать. За этим занятием я вспомнил своего отца, попытался представить себе, что бы он подумал, застав меня сидящим на полу рядом с огромной коробкой с куклами.