Скажи миру – «нет!»
Шрифт:
Я присел быстро, но плавно. Отодрал крышку кобуры, достал наган, стиснув в мгновенно вспотевшей руке. Перед глазами неслись обрывки того, что я видел в разоренном поселении. А в голове с бешеной скоростью крутилась мысль, похожая на заевшую дорожку пластинки: «Прогулялся, дурак… прогулялся, дурак…» Потом ее разбавила неоформившаяся, на уровне ощущения, безумная надежда: пройдут мимо, не заметят!!!
Твари не умели ходить по лесу. Хруст и скрежет шагов и голосов окружили меня. Я стиснул зубы, обливаясь потом и сжавшись в заряженный невероятным напряжением комок: еще шаг, другой – и они начнут удаляться! А я уйду. Обязательно
Металлический крик удивления над самой моей головой был неожиданным. Но неожиданным оказалось и для самого существа то, что он буквально споткнулся о мальчишку, сжавшегося в кустарнике.
Только удивиться он и успел. Скорее со страху и от отчаяния, чем осознанно, я выстрелил ему из нагана прямо между глаз, откатился, уворачиваясь от грузно падающего тела, и рванул с низкого старта. Справа оказался еще один черный – он попытался меня схватить, но я даже ускользать не стал, а с расстояния в два шага влепил ему пулю в грудь и перескочил через падающее тело, чудом удержавшись на ногах.
Сзади завыли, заухали; слышно было, как за мной с хрустом ломится погоня. Что-то прогудело над моим плечом, и через секунду, пробегая мимо большого дуба, я увидел дрожащий в его коре метательный нож – хорошо знакомый. Возникший при виде его страх подстегнул меня, как удар кнута.
Я не сразу понял, что шум несется не только сзади. А когда понял – было, как говорится, фатально поздно. До появившихся впереди врагов оставалось метров пять, когда я их заметил…
Я шарахнулся вбок – странно, но мысль-то была вполне трезвой, проскочить между двумя сближающимися линиями облавы. Вернее, она казалась мне трезвой, на самом-то деле это и была настоящая паника. В следующую секунду я понял: не получится, и первый раз в жизни закричал от страха. Твари ответили усиленным хрипом и визгом: до них дошло, что я попался, чуть ли не раньше, чем до меня самого.
Вообще-то я не знаю, почему действовал так, как действовал. Я перебросил револьвер в левую руку, а правой выхватил палаш. Никакой особой смелости во мне не было – просто уж слишком страшно казалось просто так взять и умереть. Ну, как курице под топором, что ли…
С такого расстояния промахнуться я не смог бы даже с левой. Даже с закрытыми глазами.
Помню, что я вертелся и стрелял – казалось, очень долго, хотя ну сколько там времени нужно, чтобы выпустить пять пуль? Потом я еще дважды нажал на спуск, и боек щелкал в уже пустые гильзы, а со всех сторон были черные, какие-то нечистые лезвия – топоры, ятаганы, короткие копья… Я взмахнул палашом, пронзительно взвизгнула сталь – снова и снова, а потом что-то очень сильно, но совсем не больно ударило меня в затылок.
В шалаше отвратительно воняло. Сквозь дырявые крышу и стену вкривь и вкось пробивались толстые и твердые лучики света. За такой шалаш следовало оторвать руки – немедленно и под корень.
Только чем отрывать, если ты валяешься в этом шалаше голый, связанный по рукам и ногам, голова болит, а тело буквально зудит от того, как тебя облапали эти вонючие твари?
Первые несколько минут после того, как я пришел в себя, мне просто не верилось, что все это произошло со мной. Только после того, как внутрь, откинув вонючую шкуру, заглянуло существо и, потыкав меня под ребра древком копья, что-то со смехом сказало
Я не разревелся лишь потому, что окаменел и как бы раздвоился – сам про себя смотрел кино, сидя в безопасном кинозале, и кино было даже интересным, потому что ясно же: главного героя в любом случае спасут. Или даже если он погибнет, то под красиво-трагическую музыку, навалив вокруг себя кучи врагов, а за его гибель отомстят…
Только я-то, кажется, сейчас просто навалю кучу. Под себя. От страха.
Я напрягся, пробуя разорвать ремни. Ничего подобного; да и сделал-то я это скорее от отчаянии. Подтянув колени к подбородку, я увидел, что связан именно тонким кожаным ремнем, а не веревками. Я попытался передвинуть руки вперед через ступни, но обнаружил, что мне связали не запястья, а выше, середину предплечий. Тем не менее я еще какое-то время дергался и рвался, шипя сквозь зубы, – так было не до такой степени страшно, чем если просто лежать неподвижно и ждать.
Когда я вспотел и содрал кожу на руках и щиколотках, мне осталось только успокоиться. Точнее, успокоился я внешне. Внутренне у меня наличествовали все унизительные признаки страха – крутило и сжимало живот, ритмично подкатывало сладковатое желание помочиться, во рту был кислый вкус близкой рвоты, кровь бухала изнутри в виски. Плюсом было то, что прошла головная боль.
Лучше бы убили сразу, подумал я. Представил, как я валяюсь там, в лесу – со страшными ранами, подтекшей кровью, запрокинув оскаленное лицо, – и заскулил. Нет, это было ужасно, все было ужасно, любой выход, кроме одного – немедленно оказаться среди своих…
Я заставил себя оборвать нытье. И только теперь обнаружил, что в шалаше не один. Вообще-то это было не так уж удивительно – я уже сказал, что внутри царил полумрак, сам шалаш – не маленький, а мне – не до соседа, лежавшего очень тихо. То ли он был без сознания, то ли наблюдал за мной – не поймешь, но в тот момент, когда я обратил на него внимание, он был вполне в себе и наблюдал за мной левым глазом – внимательным и серым, похожим на прибитый росой пепел, под которым еще есть огонь: не ройся – обожжешься!
Мальчишка был моих лет, темно-рыжий и длинноволосый, лежал ничком, связанный точно так же, как и я. Щекой он прижимался к мятой траве. Видная мне щека была расцарапана – так, что кожа повисла рваными бурыми лоскутами.
– Ты кто? – выдохнул я, замерев на боку. – Ты наш, русский?
Он повозил щекой по траве и тихо, тоже со вздохом, ответил:
– Нэм руссу… ромэн…
– Румын? – Это я понял. – Тебя тоже схватили? Слушай, а если попробовать перегрызть ремни? Ну, хоть на руках?..
Меня понесло. Румын со стоном привстал и тяжело сел, подогнув ноги. Он был весь в синяках, на правом бедре багровела сочащаяся кровью рана, к ней прилип разный мусор. Покрутил головой и тоже что-то сказал, дергая плечом.
Мы друг друга не поняли. Да, собственно, я даже не успел узнать, как мальчишку-румына зовут. Шкура у входа сорвалась, внутрь, сгибаясь, протиснулись несколько существ и со своими обычными звуками потащили нас наружу.
Горел посреди круга из полудюжины шалашей костер – возле него был вбит в землю столб примерно в два человеческих роста. Я почему-то думал, там будет, как в книжках, круг из вопящих и ритмично лупящих по земле дикарей. Но там было только две твари – они стояли у костра и рассматривали нас.