Скажи миру – «нет!»
Шрифт:
– Ага, – согласилась Танюшка.
Вблизи этот странный туман выглядел облачками бледно-бледно разведенной черной краски, сквозь которую все видно, а сама она почти незаметна. Первое такое облачко окутывало симпатичную рощицу, и я было сунулся туда, но Танюшка вцепилась в меня:
– Не ходи! Вдруг это какой-то газ!
– Да ну, газ, – для проформы и самоутверждения пробурчал я, но внутрь и правда не пошел. Серое облачко действительно как-то отталкивало, и мы и от остальных
Мы все-таки добрались до леса – как раз к тому моменту, когда солнце за него село. Не стемнело, но резко смерклось.
– На опушке заночуем? – спросила Танюшка устало. Я хотел было кивнуть…
И не кивнул.
Я никогда в жизни не ощущал того, что называется «взглядом в спину». Только в книжках читал. Но, наверное, что-то такое сидит в каждом человеке – от предков, что ли? И просыпается, когда «подопрет».
Уж куда сильнее, чем подперло нас…
Короче – я ощутил этот самый взгляд. Тяжелый и… не то что угрожающий, нет. Но неприятный, словно меня оценивали.
Я обернулся – спокойно, будто решил просто взглянуть на путь, пройденный за день. И – вот честное слово! – на какую-то даже не секунду, а на ее хвостик – увидел промельк движения. В том самом месте, где мы спустились с откоса.
Пятнадцать километров – это много, на таком расстоянии нельзя увидеть одно живое существо, даже крупное. Тут словно черная капля перелилась…
Группа. Стадо, косяк, что угодно. Только как-то странно для животных, словно выглянули – и назад. Животные так себя не ведут.
Именно группа. И если эти – кто бы они ни были – появились именно в этот момент, то они нас, конечно, не видели. А если наблюдали уже давно?..
– Нет, Тань, – спокойно сказал я, – давай уйдем подальше. В лес.
Ракушки оказались никакими, хотя мы, морщась, сдабривали их пеплом, чтобы хоть чуть-чуть посолить. Однако есть хотеться перестало. Я улегся на траву, закинув руки под голову. Танюшка сидела боком, одной рукой опершись оземь, другой – перебирая пустые раковины, красиво отблескивавшие перламутром изнутри в свете гаснущего костра.
– В них бывает жемчуг? – спросила она вдруг.
– Нет, кажется, – рассеянно сказал я, – это в речных жемчужницах… Но у нас их давно не осталось.
– Ну здесь-то, может, есть? – предположила Танюшка, и я вздохнул.
– Да я забыл, что мы… Может, и есть.
– Олег, а почему мы ушли с опушки? Кого ты увидел?
– Никого, – равнодушно отозвался я. – Просто не хотел торчать там. На всякий случай. Не сами же по себе те ребята погибли?
– Ну, это давно было… – успокоенно протянула Танюшка. – А вот интересно – откуда тут англичане? Или они американцы?
– Или кто угодно, говоривший по-английски, – дополнил я. – Кто их знает, откуда. Мы тут вообще ничего не знаем.
– Завтра дойдем, Олег? –
Я пожал плечами:
– Ну, сорок миль завтра кончатся точно. А там посмотрим – знать бы еще, что мы ищем?
– Ход домой, что же еще? – твердо и уверенно удивилась Танька.
Меня просто убила эта ее уверенность. Даже ответа не нашлось, да я его и не искал. Разве что мне подумалось, что разочарование Танюшки при такой уверенности будет тяжелым. Вдруг она его не перенесет?! Чокнется или еще что…
– Тань! – вырвалось у меня.
– Что? – спокойно удивилась она, отряхивая ладонь о джинсину.
– Да ничего, – так же спокойно ответил я. – Просто – Тань-нь-нь… Колокольчик звенит, слышишь?
Она почему-то смутилась – опустила голову, стрельнула зелеными искрами из-под волос. Сказала:
– Хватит тебе. Ты что, в любви признаешься?
Теперь уже я опустил глаза. И, рассматривая куртку у себя на груди, ответил:
– А если так? То что?
– Да ничего. – Танюшка поворошила угли в костре. – А помнишь, как первого июня мы были в Чутановке, у Вадима на даче?
– Когда вечером разожгли «пионерский» костер и я у тебя спрашивал, не больно ли кусаются комары? – усмехнулся я.
– Очень тактично и участливо спрашивал, – уточнила Танюшка.
– Видимо, тебе это доставляло удовольствие? – Я кивнул и получил в лоб веточкой, а девчонка продолжала: – Но я не про это… И не про костер… Помнишь, как мы шли со станции? И ты ухитрялся одновременно поддерживать меня под руку, отгонять комаров, тащить на себе свой и мой рюкзаки, опираться на деревянную шпагу и трепаться со мной?
– Помню, – кивнул я, действительно с удовольствием вспоминая эти совсем недавние события. – А ребята вечером напали на нас из-за кустов…
– Придурки, – сердито вставила Танюшка, – я так испугалась… И ты с ними дрался и всех заколол.
– Их и было всего трое, – уточнил я.
– Все равно… Было так… – Она покрутила рукой в воздухе. – По-настоящему…
– Я на будущий год могу выиграть первенство город – район по рапире, – сказал я. – Ты придешь за меня болеть?
– Конечно, приду, – закивала Танюшка. Я приподнялся на локтях:
– Тань, а это правда, что ты говорила про школу? Что ты перешла в нашу школу?
– Правда, конечно, – она смотрела на меня через огонь, и я не мог различить выражения ее глаз. Странно. Огонь должен освещать. Но он прячет, делая лица одинаковыми. Около огня невозможно разглядеть, какое у человека выражение глаз, улыбается он или насмехается… Но сейчас я знал, что Танюшка говорит правду.
– А почему, Тань? – тихо спросил я. И подумал, что мы уже долго знакомы. И много раз уже сидели вот так у самых разных костров. Но такого разговора у нас еще не было. – Почему ты так решила?