Скажи пчелам, что меня больше нет

Гэблдон Диана

– Нет, что ты, – без раздумий ответил он. – Я имел в виду сам процесс.

– Понятно.

Роджер умолк, ничем не нарушая воцарившееся молчание. Мысли Джейми казались осязаемыми, хотя сам он сидел неподвижно. К чему эта исповедь? Чтобы пережить все заново и таким образом снять камень с души? Роджер чувствовал страшное любопытство и в то же время отчаянное желание остаться в неведении. Он перевел дух и резко заговорил:

– Я рассказал Брианне. Что убил Бобла и… как именно. Может, не следовало.

Лицо Джейми полностью скрыла тень,

но Роджер чувствовал взор голубых глаз на своем лице, озаренном закатным солнцем. Он едва удержался, чтобы не опустить взгляд.

– Правда? – спокойно полюбопытствовал Джейми. – И что она ответила? Конечно, если не хочешь, не говори.

– Я… Если честно, единственные слова, которые мне запомнились, были: «Я тебя люблю».

Он смог расслышать только это за грохотом барабанов и ударами собственного сердца. Роджер стоял на коленях, уткнувшись в ноги Брианны, а она все повторяла: «Я тебя люблю» – и обнимала его за плечи, укрывая водопадом волос, смывая своими слезами его грехи.

На мгновение он перенесся в прошлое и тут же очнулся, когда Джейми что-то сказал.

– Простите?

– Говорю: почему пресвитериане не считают брак таинством?

Джейми повернулся на камне лицом к Роджеру. Солнце уже почти село, лишь бронзовый нимб волос виднелся вокруг его головы. Остальное тонуло во мраке.

– Ты священник, Роджер Мак, – произнес он тем же тоном, каким мог описать любое природное явление, например пегую лошадь или стайку крякв. – Мне – да и тебе, думаю, тоже – ясно, что Бог призвал тебя и привел сюда именно за этим.

– Ну, с ролью священника, может, и ясно, – сухо сказал Роджер. – Что же до остального… Остается только гадать.

– С этим ты справишься лучше нас всех, парень, – с улыбкой в голосе заявил Джейми. Он встал – черная тень с удилищем в руке наклонилась к плетеной корзине для рыбы. – Не пора ли двигаться к дому?

Между берегом пруда и оленьей тропой, ведущей по небольшому склону, не было прохода как такового. Пока они с усилиями пробирались в сумерках по валунам через густой кустарник, разговор сошел на нет.

– Во сколько вы впервые увидели убийство? – вдруг спросил Роджер в спину Джейми.

– В восемь, – без колебаний ответил тот. – Во время драки, когда мы угоняли скот. Я тогда не слишком переживал.

Он поскользнулся на камне, однако вовремя схватился за еловую ветку и удержал равновесие. Твердо стоя на ногах, Джейми перекрестился и что-то пробормотал себе под нос.

В воздухе разлился запах помятой хвои; они пошли медленнее, глядя под ноги. Интересно, – подумал Роджер, – действительно ли в сумерках запахи ощущаются сильнее или просто зрение уступает место другим органам чувств?

– В Шотландии, – неожиданно произнес Джейми, – во время Восстания я видел, как мой дядя Дугал убил одного из своих людей. Жуткое дело, хотя и во имя милосердия.

Роджер перевел дыхание, собираясь сказать… Он не знал, что именно,

но это не имело значения.

– А потом я убил Дугала прямо перед битвой. – Джейми не обернулся, продолжая медленно и упорно карабкаться вверх. Гравий время от времени скользил под его ногами.

– Знаю, – сообщил Роджер. – И по какой причине. Клэр нам рассказала. Когда вернулась и считала вас погибшим, – добавил он, видя, как напряглись плечи Джейми.

Наступила долгая пауза, нарушаемая только тяжелым дыханием и высоким, тонким свистом охотящихся ласточек.

– Не уверен, – сказал Джейми, осторожно формулируя мысль, – смог ли бы я умереть за идею. Нет, это прекрасно, – поспешно добавил он. – Только… Я спросил Брианну насчет тех, кто придумывает идеи и облекает их в слова, – многие ли из них сражались в реальности?

– Вы имеете в виду, во время революции? Вряд ли они сами воевали, – с сомнением произнес Роджер. – То есть будут воевать. За исключением Джорджа Вашингтона, хотя он не из тех, кто много разглагольствует.

– Он умеет разговаривать с солдатами, уж поверь, – криво усмехнулся Джейми. – А не с королем или газетчиками.

– Конечно. Однако, – справедливости ради уточнил Роджер, отводя смолистую сосновую ветку, от которой ладонь тут же стала липкой, – Джон Адамс, Бен Франклин и другие мыслители с говорунами рискуют своей шеей так же, как вы… как все мы.

– Да.

Склон круто пошел вверх, и какое-то время они поднимались молча, нащупывая путь по неровной гравийной осыпи.

– Думаю, я не смог бы умереть – или повести людей на смерть – только за идею свободы. Не теперь.

– Не теперь? – с удивлением повторил Роджер. – А раньше?

– Да. Когда ты с моей дочкой и детьми был… там. – Роджер уловил короткий взмах руки в направлении далекого будущего. – Потому что тогда мои поступки здесь… имели бы значение, так? Для всех вас. И я бы сражался ради вас. – Его голос смягчился. – Ведь для того я и рожден, понимаешь?

– Понимаю, – тихо сказал Роджер. – Вы всегда знали, не так ли? Для чего созданы.

Джейми удивленно хмыкнул.

– И когда же, по-твоему, я это понял? – с улыбкой спросил он. – Уж не в Леохе ли, подбивая приятелей на разные проделки? Может, стоит и в них исповедаться?

Роджер отмахнулся.

– Наши поступки повлияют на судьбы Джема и Мэнди – и наших потомков после них, – сказал он. При условии, что Джем и Мэнди выживут и заведут собственных детей, – добавил Роджер про себя, и от этой мысли у него в животе похолодело.

Джейми резко остановился, и Роджеру пришлось свернуть, чтобы избежать столкновения.

– Гляди, – сказал тесть.

Они стояли на вершине невысокого холма. Деревья чуть расступились, и перед ними простерся Ридж – большой северный участок долины чернел на фоне поблекшей синевы неба. Однако непроглядную темноту пронзали крошечные огоньки: свет из окон и вылетающие из дюжины дымоходов искры.