Сказительница
Шрифт:
– Это мы у тебя в долгу, – заверила ее Дахон. – Я молюсь, чтобы грязь подействовала. Размажь ее ровным слоем по лбу и голове и дай просохнуть, прежде чем снимать.
– Так и сделаю, – ответила девушка. – Еще раз спасибо, миледи.
Дахон улыбнулась ей.
– Я должна благодарить тебя за предупреждение, которое спасет моего лорда, – сказала она. – Будь уверена, что мы примем меры против Яхне и ее грязных чар. Сила по праву принадлежит только тем, кто пользуется ею ответственно. Не Яхне решать, кто может
Эйдрис серьезно кивнула в знак согласия.
В предрассветной полутьме они покинули долину. Седельные сумки были полны продуктами из кладовых Дахон. Монсо энергично фыркал; казалось, ему не терпится снова пуститься в путь, и уже к середине утра они вернулись к пещере Яхне.
– Помнишь, как она открыла Врата? – спросила Эйдрис, когда они спешились у входа. Стальной Коготь подлетел и опустился на седло жеребца. – Помнишь, что она пела?
– Я слушал внимательно, – ответил Алон, нахмурившись, потом пожал плечами, как будто не был уверен в своей памяти. – Вчера вечером я записал, что запомнил, и изучил свои записи. Можем только надеяться, что мои усилия не окажутся напрасными. Но пока не попробуем, не узнаем.
Войдя в пещеру, он достал из сумки короткую ветку.
– Бузина, – сказал он, показывая своей спутнице. – Используется для самых темных и могучих заклинаний.
Алон быстро начертил на полу пещеры пентаграмму, примерно такую же, как у Яхне.
– Но ведь ты никого не собираешься вызывать! – возразила Эйдрис.
– Правда, но я должен точно следовать ее ритуалу. Я не знаю, какой именно элемент заклинания открывает Врата, – объяснил Алон. – Она не произнесла заклинание открытия, как я, только последние слова, обращенные к зеркалу. Должно быть, что-то в ее чарах, победивших Динзила, открыло Врата.
Он быстро установил свечи, взятые у Дахон, взмахом руки зажег их.
– А что ты используешь в качестве крови? – спросила девушка.
– Мою собственную кровь.
– Но ведь ты ослабеешь! – возразила она. – Используй мою, Алон.
Он упрямо покачал головой.
– Не могу использовать для своих заклинаний кровь другого живого существа. Если я и воспользуюсь темными заклинаниями, то хочу это сделать чисто… иначе мой дух почернеет, и мне не очиститься.
– Алон, не будь дураком! Тебе нужны силы, чтобы открыть Врата! Используя мою кровь, ты берешь то, что я отдаю добровольно! Это тебя не очернит!
– Нет, – ответил он, и она видела упрямый блеск его глаз. – Я использую собственную кровь и ничью больше.
Эйдрис не стала спорить, она взяла нож, разрезала себе запястье и протянула руку.
– Вот.
Он сердито посмотрел на нее, но она потрясла рукой, и алые капли упали на пол.
– Не трать ее зря.
Больше не споря, он сжал ее запястье и начал негромко напевать, позволив крови очертить круг. Постепенно
– Перевяжи рану, – приказал он, – потом подготовь Стального Когтя и Монсо. Не разговаривай со мной, пока все не закончится… Мне нужна полная сосредоточенность. – Достав свой кинжал, он глубоко порезал себе запястье и завершил кровавый круг.
Приближаясь к концу, он запел громче… Медленно, неотвратимо свечи начали темнеть. От пения Алона у Эйдрис закружилась голова. Ей хотелось зажать уши, как она это сделала, слушая Яхне. Губы посвященного дрожали, как будто слова, которые он произносил, имели вкус желчи.
Воздух в пещере тоже потемнел, сгустился, в нем появились неопределенные тени. Казалось, в этих тенях бормочут невидимые ужасы, но каждый раз как Эйдрис поворачивалась, чтобы разглядеть, она ничего не видела. И решительно приказала себе ни на что не обращать внимания.
Она быстро проверила крепление седельных сумок Монсо, прикрепила к боку коня под стременами свой посох, потом расстелила на каменном полу плащ.
– Пора, Стальной Коготь, – сказала она соколу, который сидел на луке седла.
С резким криком птица поднялась и села на плащ. Эйдрис взяла его за края, обернула плащом птицу, защищаясь от острых когтей и клюва. Держа на руках спеленатого сокола, она распрямилась и повернулась к Алону. Посвященный, откинув голову, с лицом в тени, повторял слова, которые она помнила из призыва Яхне.
Этот звук ужасного призыва, исходящий от товарища, заставил ее отшатнуться и прижаться к боку Монсо. Кеплианец закатил глаза, он сильно дрожал.
Медленно, постепенно засветилась пурпуром поверхность зеркала. Врата открылись.
Алон посмотрел на это свое достижение с таким отвращением, что Эйдрис беспокойно вскрикнула. Потом отошел в угол пещеры, и его вырвало. Он словно физически освобождался от грязи, которую принесло заклинание Яхне. Наконец, дрожа, бледный, как свечи (краем глаза Эйдрис заметила, что свечи теперь совершенно черны, как абсолютно белы были раньше), он выпрямился и вытер рот рукавом.
Последний раз плюнул, потом, держась исключительно силой воли, подошел к Монсо и сел верхом. Мрачно протянул руку, взял плащ с соколом и прижал к груди.
– Сможешь сесть сама? – спросил он с виноватой улыбкой. – Сейчас у меня нет сил.
– Конечно, если Монсо не будет лягаться.
– Нет, он не лягнет тебя.
Встав за жеребцом, сказительница потрепала его по крупу.
– Спокойно, парень. – Потом отступила на несколько шагов, подбежала и вскочила на спину кеплианца, заняв привычную позицию за Алоном.