Сказка для злой мачехи или в чертогах Снежной королевы

Волкова Альвина Николаевна

Осторожно взяв его за верхушку, я еще раз убедилась, что зубья — это клыки животного. Кривые и острые, их установили в основу так, что возникало ощущение, что это не гребень, а чья-то устрашающая верхняя челюсть. Или нижняя. Кому как больше нравится.

Неожиданно правую руку начало саднить. Отложив гребень, я сняла перчатку, чтобы почесать кисть и тем унять неприятный зуд, но натолкнулась на активизировавшуюся снежинку. От изображения шли волны нестерпимого холода. Жидкий пар, образовавшись на снежинке, потек по руке, заскользил по поверхности

комода и окутал гребень. Тот вспыхнул багровым светом, но мгновенно погас, превращаясь в кусок льда. Быстро запихнув заледеневший гребень в мешочек, и спрятав его в сумку, я поставила Йохана перед этим фактом:

— Я забираю его.

— Если Марта вернется, она обязательно хватится его, — нахмурился хранитель.

— Мы оба с вами понимаем, что это не обычный гребень. Я покажу его своему другу.

— Магу?

— Ему самому. Нырок, вскрывай тайник.

То, что мы там нашли, заставило меня застонать.

— Дневник, — разочарованно вздохнул воришка.

— Зашифрованный, — скривилась я, листая пожелтевшие страницы, — Йохан, вы сможете это расшифровать?

Хранитель взял дневник из моих рук и тоже полистал его, но в отличие от меня, внимательно разглядывал непонятные нам закорючки.

— Боюсь, что нет, но здесь есть символы, которые я уже видел в тетрадях, — намекнул Йохан.

— Хорошо, — кивнула я, забирая дневник и пряча его в сумку, — Попрошу Ирона заняться еще и этим.

— Но, — нахмурился хранитель, окидывая комнату Марты встревоженным взглядом, — если она вернется — она все поймет.

— Нырок, — посмотрела я на мальчика, — ты можешь сделать так, чтобы, — если Марта вернется, — у нее возникло ощущение, что здесь побывал не профессионал. Пришел, как бы, поучиться. Взял все, что счел ценным и ушел. Я понимаю, что ценного здесь нет, но…

— Я понял, — улыбнулся воришка, — Я все сделаю.

* * *

Погасший медальон я вернула на свое законное место и спрятала его за ворот свитера. Разволновавшийся Йохан почувствовал слабость, и мы с Уллой помогли ему добраться до его комнаты и уложили в постель. Хранитель заснул моментально.

— Ну, что, пойдем к твоей подружке? Кстати, как ее зовут? Надеюсь, не Герда?

— Нет, не Грета, — улыбнулась Улла, — Ее зовут Эдит. Точнее Элизабет Эдит Хольберг. Но имя Элизабет ей не нравится. Ее так назвал ее отец, в честь своей мамы — Элизабет Хольберг.

— Она была чем-то знаменита? Ну, кроме того, что родила сына, который, похоже, ее очень любил.

— Она была внебрачной дочерью герцога Шейстона из Ворвига. Официально герцог ее не признал, но обеспечил так, что ей хватило: переехать в Лиен; купить шикарный особняк в центре города; удачно выйти замуж; родить сына; обеспечить его, потом его жену и дочку. И, если Эдит, вступив в права на следования, не станет сорить деньгами, то хватит еще и ее детям.

— Ого! А, что случилась с ее родителями? В смысле с родителями твоей подруги.

— Этого никто не знает.

— А что говорит сама Эдит?

— Странная

история. Они с родителями отдыхали всей семьей в своем поместье. Это в двух днях езды от города. Родители Эдит захотели покататься на лошадях — они въехали в лес и не вернулись. Их искали. Даже вызывали патруль из города. Но так и не нашли. Ни следов, ни тел — как под землю провалились.

— И когда это произошло?

— Два года назад.

— Не так уж и давно, — нахмурилась я, — Как вы познакомились?

— В приюте, — удивилась Улла.

— Я спросила не где, а как? Мы столкнулись с ней в холе, когда она зачем-то решила спуститься вниз. Она не показалась мне сильно напуганной.

— Эдит, она всегда такая — она прячет свои чувства глубоко внутри себя. Порой бывает чрезмерно заносчивой и ведет себя так, словно все ей должны, но на самом деле она очень ранимая. Девочки из приюта ее сразу невзлюбили. Над ней постоянно потешались. Мне стало жаль ее, и мы с подругами приняли ее в свой маленький круг. Это она предложила нам план побега.

Я нахмурилась и потерла кольнувшую мою руку снежинку, которая была снова спрятана за кожаной перчаткой.

— Хорошо. Первое впечатление может быть обманчиво. Пойдем, поговорим с ней.

Но разговора не получилось. Эдит наотрез отказалась говорить со мной. Тогда я взглядом показала Улле, что выйду и подожду в коридоре, сама же, закрыв за собой дверь, прислушалась.

— Эдит, — попыталась переубедить ей Улла, — как ты не понимаешь, мы в опасности! Ты должна ей все рассказать — Рита поможет нам.

— Она мне не нравится, — в голосе девушки послышалось глухое раздражение, — Ты бы видела ее лицо, когда она спрашивала меня, на самом ли деле, меня похищали или же это мое воображение. Улла этой женщине все равно, что с нами станет, она не такая добрая, как ты ее себе навоображала.

— Эдит я не говорила, что она добрая, я сказала, что она спасла меня.

— Вот именно! — воскликнула подруга Уллы, — Зачем?!! Зачем она это сделала? Задумывалась ли ты, зачем ей нужно было спасать какую-то незнакомую девицу? И что вообще она делала ночью на улице, когда ни одна приличная женщина и мизинца из дома не покажет? Подумай сама. Зачем ей было нужно помогать тебе, Улла? Какую цель она преследует? Вдруг она одна из них и только втирается к нам в доверие?!

— Эдит прекрати паниковать. Рита помогла мне без какой-либо цели.

— Чушь! — вот теперь в голосе девушки зазвучала настоящая злость, — Улла не будь ребенком! Да, ты представления не имеешь, какую сумму получила твоя благородная спасительница за твое возвращение! Я видела листовку — триста золотых! Триста! Это огромная сумма, Улла! Огромная! Да за такие деньги любой на край света пойдет.

«Триста золотых?» — поразилась я, так как, рассматривая листовку, больше уделила внимания портрету, а не тому, что там было написано, — «Ну, надо же! Хранитель-то действительно богат, раз назначил такое невероятное вознаграждение».