Сказка для звезды
Шрифт:
– Шут гороховый! – согласился Петька, – прошу прощения, хотите на колени встану?
Ленка нервно засмеялась.
Коля поставил свой поднос на стол и освободил Никиту от его ноши.
– Вы просто не привыкли, – объяснял Никита, – а я не предупредил. – Ты чего тут наплел, урод! – набросился он на Петьку. Но тот лишь ржал громко и радостно, отбиваясь от наседавшего друга.
Коля сказал:
– Девчонки, давайте чай пить, а то пока они разберутся…
Я посмотрела на Ленку, она уже успокоилась, только поглядывала с опаской на Петьку, который подмигивал
Никита, врезав другу подзатыльник, подошел к столу и стал разливать чай. Я вспомнила, что мы не с пустыми руками, достала из пакета печенье и коробку конфет.
– Шоколад! – воскликнул Петька и прыгнул к столу.
– Нет уж, – я мягко отстранила его рукой, – будешь есть по-человечески, а не вместе с коробкой.
Все засмеялись, Петька громче всех. Мир был восстановлен.
Я уселась на диван рядом с гитарами, пила чай и разглядывала картину на противоположной стене. Это была какая-то абстракция, что-то вроде солнца в красных облаках. Я спросила у Никиты, что изображено на картине. Он сразу же отставил свою чашку и пустился в долгие объяснения о видении художника, о восприятии мира, об импрессионизме… Я вежливо слушала. Наконец, он сообщил, что на этом полотне изображен закат, так что я почти не ошиблась. А потом Петька добавил:
– Это полотно принадлежит кисти пока еще не очень известного художника Никиты Андреева.
Мы с Ленкой, как по команде, повернули головы и уставились на скромно потупившего взор Никиту.
– Ты еще и рисуешь? – удивилась я.
– Нет, это так… скорее наваждение… бывает, иногда…
Я, конечно, мало что понимаю в живописи. На мой взгляд, картинка была темновата, даже грязновата, наверное, оттого, что художник не умел смешивать краски. А может, так было задумано. Но все-таки ни я, ни Ленка, мы не писали маслом на холсте и не вешали наших произведений в скромных рамках на стенах комнат.
– И много у тебя картин? – спросила я у Никиты.
– Нет, три другие я отправил на выставку молодых художников, – признался Никита.
– Ух, ты! – прошептала Ленка, – а где она будет проходить? Посмотреть можно?
– Можно, в Испании, в музее Гугенхайма, – откликнулся Никита.
Колька поперхнулся чаем и закашлялся. Петька присвистнул:
– Ну, даешь!
Никита быстро взглянул на друзей и сказал:
– Один мой знакомый художник поехал туда и захватил мои работы. Я просто не успел вам сообщить.
– Понятно, – Коля снова невозмутимо отхлебнул чай.
Петька под шумок таскал конфеты и печенье, поедая их с неимоверной скоростью.
– Мы тут с вами разговоры разговариваем, а девчонки пришли песни слушать, – встрепенулся Никита. – Им же неинтересно!
– Почему же, нам интересно и с вами пообщаться и песни послушать, – не согласилась я.
– Славки нет, – напомнил Коля, – может, подождем?
– И без него справимся, – отмахнулся Никита, он решительно отставил чашку. – Доставайте инструменты.
Ребята пожали плечами и послушно расчехлили гитары.
– Извиняйте, барышни, сегодня буду петь под акустику, – доложил
Он выступил на шаг вперед, щелкнул пальцами, опустил голову, прислушался, как ребята пытаются настроиться…
– И раз! Два! Три! – Никита притопывал ногой, словно задавал ритм.
Ребята синхронно ударили по струнам, я вздрогнула. Сначала мне не удалось вычленить среди какофонии звуков, какой бы то ни было темы, потом гитары зазвучали слаженнее, примерно так: там, тара-ра-ра-рам, та-ра-ра-ра-рам, та-ра-ра-ра-рам, там, там…
Вступление было довольно долгим и особым музыкальным разнообразием не отличалось, но ведь ребята предупредили, что они играют рок.
И вдруг Никита запел. Точнее, он захрипел, согнувшись в три погибели:
– У меня поломана нога-а-а!
Левая поломана нога-а-а!
И правая поломана нога-а-а!
И так далее. Бешеный гитарный ритм сопровождал хрипящего Никиту, а он бился в конвульсиях.
Ленка сидела ни жива ни мертва.
Наконец, песня кончилась. Раскрасневшийся и даже вспотевший Никита, блестя глазами, спросил:
– Что скажете?
Он осмотрел нас по очереди и рассмеялся:
– Барышни наше искусство не приемлют! – весело сообщил он друзьям. Они пожали плечами. Я не люблю, когда решают за меня.
– Ну почему же, – сказала я, – возможно, на сцене это будет звучать совсем по-другому. К тому же каждая песня для чего-то… и, если вы еще поработаете с текстом и музыкальным сопровождением, то…
– Ты очень добрая! – перебил меня Никита, – парни, давайте следующую.
Следующая музыкальная тема разнообразием не баловала, все тот же длинный проигрыш, за которым последовала песня:
– Дайте мне автомат, я хочу быть сильным;Дайте мне пулемет, я хочу быть красивым;Может быть, повезет, и дадут гранатомет!Я как Рембо!Я как Рембо! – хором повторили музыканты.
Ленка вжалась в уголок дивана, а я не выдержала и рассмеялась.
Никита бросил петь, тоже стал смеяться и пообещал романтическую песню про любовь. Она звучала примерно так же, как и предыдущие, с той лишь разницей, что в ней говорилось о Маринке, которую герой песни не забудет, несмотря на то, что его уронили в лужу и порвали его лучшую одежду.
Я смеялась в голос.
– Вот такой вот хулиганский рок, – Никита, казалось, не обиделся, а даже обрадовался.
– Все? – спросила я.
– Пока да, остальное еще не отрепетировали.
– И вы это поете в клубах? – с сомнением переспросила я.
Они замялись. Наконец, Никита решился:
– Ну, не совсем… Точнее, у нас программа больше, но сейчас нет нашего главного гитариста Славки, вот он в отличие от нас закончил музыкальную школу, да еще и продолжает учиться. Иногда нам удается попасть на концерты, где свободный микрофон и аппаратура. А еще мы были в деревне у моей бабки, там играли в местном клубе… – Он развел руками и виновато улыбнулся.