Сказка на ночь
Шрифт:
— Поживешь пока здесь, — едва не впервые обратился он к ней.
Измученная, заплаканная, Эльза ничего не ответила. Только без сил повалилась на жесткую седельную кровать и заснула.
С тайным желанием никогда больше не просыпаться.
Но просыпаться все-таки пришлось.
Пришлось выходить из казармы. Резаться об острые взгляды переселенцев. Вздрагивать от ударов жестоких слов.
С замиранием сердца ждать каждый вечер брата — лишь бы вернулся живым и
Эльза больше не выходила за пределы форта — после случившегося Эд не пускал. Ей оставалось коротать день за днем, месяц за месяцем, внутри высоких бревенчатых стен, за которыми сменяли друг друга осень, зима и весна с летом. Не обращать внимания на злые пересуды. Прислушиваться к разухабистой игре расстроенного пианино и взрывам пьяного смеха, доносящихся из салуна, к нередкой, но оттого не ставшей привычной стрельбе, и надеяться, что это — драка в кабаке, а не атака на форт. Ждать возвращения брата. Размышлять — обо всем на свете. Вспоминать.
Эльза часто думала, отчего Эд стал таким? Замкнутым, жестким, молчаливым. Страшным…
Потом вспоминала Илву — слой свинцовых белил и клюквенных румян на нездоровой желтоватой коже. Вспоминала, как давным-давно, будто в другой жизни, уговаривала сестру переехать, убеждая, что ничейные земли за морем — как раз то место, где возможна другая жизнь — и дивилась своей наивности.
Не место делало жизнь такой, какой она была. Такой ее делали люди.
Не-люди, впрочем, как выяснилось, тоже.
Слышала — снова и снова — слова плавуна с зеленоватыми плавниками: "Челове-эки, вы плохо усвоили прошлый уро-о-ок… Мы разрушили все ваши ка-аменные города-а-а… Вы забы-ыли, мы-то по-омним.". И, невольно прижимая руки к животу, а позже — колыбель к груди, с тревогой прислушивалась к далекому грохоту морского прибоя. В нем ей чудилось грозное предупреждение и голос неизбежности.
Неизбежности, от которой не уйти и не спастись. Разве только получить небольшую отсрочку.
Вроде той, которую получила она, напросившись в путешествие к ничейным землям за морем.
Вроде той, которую в свое время купила ей Илва.
Бессонными ночами Эльза слушала грозное предупреждение моря, и перед глазами, будто наяву, снова и снова вставали — мощные, величественные и гордые — каменные города неизвестного народа, с неведомыми письменами на высоких колоннах, с облицованными цветным изразцом стенами. Вставали — и падали под напором невиданных морских чудовищ, валились под градом летящей гальки, рушились
— Значит, сказке конец?
— Почти… Самое главное, малыш, что любовь принцессы и принца сказочного народа не только принесли много счастья им самим. Она еще навсегда помирила обиженных друг на друга соседей.
— И те больше никогда не ссорились? — голосок совсем уже сонный. Спокойный, умиротворенный.
— Никогда.
— А почему?
— Потому что принц с принцессой вместе смогли создать такое особенное волшебство, которое навсегда объединило два народа. Сделало их одним целым. Как только они увидели это волшебство, то сразу перестали ссориться. И начали с тех пор жить мирно и дружно. Вот тут-то сказка и кончается…
Девочка спала.
Костер почти потух, и он не стал разжигать его. Встал. Привычно поправил револьвер на поясе. Крутанул барабан… Поморщился — оставалось всего три патрона.
Потянулся. Поправил на плече пропитавшуюся засохшей кровью повязку. Скупой лунный свет выхватил белесый шрам на смуглом лице, заглянул в пасмурные глаза — и смущенно скрылся.
Он огляделся вокруг. Впереди лежало Крайнее море. Нужна только лодка, чтобы его пересечь.
Позади поднимался дым от пепелища, оставшегося на месте разоренного плавунами форта. Огненная могила многим сотням людей.
Девочка заворочалась, и он снова присел рядом. Легонько погладил светлые волосы, улыбнулся самым краешком губ, глядя на то, как дрожали ресницы на закрытых глазах. Осторожно подтянул сползшее одеяло и заботливо прикрыл зеленоватый плавник на серебристом предплечье.
Завтра они поплывут через Крайнее море.