Сказка о долге
Шрифт:
— Да, — угрюмо кивнула Веда. — Я после того три года в волках проходила, все никак не могла в человеческий облик вернуться…. Лучше б волком и осталась, — сокрушенно вздохнула ведунья и со вздохом вдруг снова стала девушкой. — Меня дед в человека обратил. Сказал, что я хоть и оборотень, но дивный, что по желанию своему могу совсем к волкам уйти и жить среди них как своя. Я того и хотела, но дед остановил. Стар он совсем стал, время ему пришло помирать, и очень просил принять от него дар колдовской. Не смогла ему отказать. Так стала ведьмой… Травы собирать меня мать научила,
Глаза Веды при этих словах сверкнули жутким желтым огнем, ногти на руках стали длинными, а лицо вытянулось, приняв очертания звериной морды. Внезапно она очнулась и в одно мгновенье снова стала милой девушкой. У хозяев же от таких превращений мурашки бежали по спинам.
— Уж простите меня, люди добрые, — с болью в голосе проговорила Веда, — никак не могу забыть этого. Такую радость и облегчение я испытала от мести, что решила выследить всех, кто мою семью погубил. Но вышло так, что это было мое первое и последнее смертоубийство. В один из дней я вышла на след одного из убийц, и сама попала под стрелу… Помнишь тот день? — обратилась она к матери Радомира. — Тогда мы впервые свиделись.
— Помню, — ответила старушка, и ее лицо исказила гримаса ужаса от внезапно настигшей догадки, — всё помню…. И теперь понимаю.
Веда мрачно улыбнулась, не сводя с нее глаз, а Радомир недоуменно поглядел на перепуганную мать.
— Я тогда с жизнью простилась, — медленно продолжала Веда. — Думала все, конец пришел. Оказалось, нет. Вот тогда и поняла, что не все люди мерзкие. Вспомнила доброго отца своего, мать, подумала о твоем мягком сердце. Ведь любила ты детей своих так, как нас с братом мать любила… Когда пришла к тебе через год, то в самом деле помочь хотела.
— Я знаю, Веда! — виновато перебила старушка. — Ты прости меня за все. Нас всех прости! — ее глаза испугано бегали, не в силах выдержать взгляда ведуньи. — Я ведь со страху так бранилась с тобой раньше. И за коромысло прости меня старую.
Старушка взволнованно дышала. Она встала со своего дальнего места и присела между Ведой и Радомиром.
— Это ты сейчас со страху винишься, — холодно улыбнулась Веда, с хитрецой в глазах наблюдая за волнением женщины. — А вот от коромысла твоего у меня долго кости хрустели.
Радомир взял мать за руку и почувствовал, как та дрожит. Старушка, не глядя на него и улыбаясь Веде, крепко сжала руку сына, и ее тревога передалась ему. Веда все также не сводила
— Я ведь все понимаю, — грустно продолжала ведунья, и по ее лицу разбежались глубокие морщинки. — Нелегко тебе было сына ко мне присылать и помощи просить.
— Нелегко, — упавшим голосом подтвердила женщина.
— И все же сильна вера твоя! Ведь так и не приняла из моих рук оберега, да и сын твой хорош: на врага без кольчуги попер! — Веда горько рассмеялась. — Совсем меня с толку сбил. Я ж коня испугать хотела и от стрелы увести, а не с жизнью проститься.
Ведьма, выглядевшая теперь как старуха, какой ее впервые увидел Радомир, заглянула ему в глаза.
— Не думала, что пожалеешь меня, — совсем тихо проговорила она. — Ведь отец твой не пожалел мою мать.
Старушка сжала руку сына с такой силой, что ногти впились в кожу. В это время морщинистое лицо Веды разгладилось, порозовело и снова стало детским. Она глядела на Радомира грустными синими глазами и мужчине показалось будто в сердце вонзили нож. Он резко побледнел, но так и продолжал смотреть в глаза колдунье. Ком подступил к горлу.
Из колыбели в дальнем углу комнаты раздался тихий плач ребенка. Перепуганная увиденным и услышанным, Лада вскочила с места и бросилась к младенцу.
Радомир закрыл глаза.
— Прости нас, Веда. — прошептал он.
В избе повисла гнетущая тишина, длившаяся всего пару мгновений, но показавшаяся хозяевам вечностью.
— Давно простила, — кротко ответила девочка и мать Радомира, облегченно выдохнув, схватилась за сердце.
— Что ж ты творишь, окаянная? — дрожащим голосом обратилась она к гостье.
Та недоуменно приподняла светлые детские брови.
— Я ж подумала ты отомстить нам собралась, — объяснила мать, переводя дух. — Я как поняла, что ты мужа моего тогда на охоте выслеживала, так у меня сердце в пятки ушло… Совсем я от страха голову потеряла. Да от тебя ведь и не знаешь чего ожидать! То ты добрая, то злая, то ребенок, то зверем оборачиваешься, то страсти такие рассказываешь, что кровь в жилах стынет… Неужто все простила и лишь за спасение благодарить нас пришла? — недоверчиво спросила старушка.
— Простила, — спокойно ответила девочка. — Из-за тебя и простила.
Старушка поднялась с лавки и с нежностью обняла Веду. Девочка прижалась к ней маленьким тельцем, спрятанным в грубой волчьей шкуре, и тихо заплакала.
— Бедная ты моя, — чуть слышно приговаривала старушка, обнимая Веду еще крепче и гладя ее по светлым волосам.
Наконец девочка успокоилась и заговорила:
— Я напоследок хочу просить вас об одолжении великом. В землянку свою я уже не вернусь и не хочу оставлять там это… - с этими словами Веда, вновь обернувшаяся юной девой, раскрыла сжатую до той поры ладонь, в которой оказался деревянный нательный крестик.
— Это мой. Схороните его у себя, зверю он ни к чему.
Девушка осторожно положила крестик на стол, тихо поднялась с лавки и направилась к двери.
— Куда ты? — растерянно спросил Радомир.
— Куда и говорила — в лес. Там мой дом, моя стая. Не поминайте лихом.