Сказка о каменном талисмане

Трускиновская Далия Мейеровна

Маг даже отшатнулся от него.

— Знаешь какова цена этого талисмана? — зловеще спросил он. — Я хочу за него сто невольниц белых и сто невольниц черных, и пусть цена каждой белой невольницы будет десять тысяч динаров, а цена каждой черной — пять тысяч динаров! И каждую невольницу должен сопровождать черный невольник, ценой в три тысячи динаров, и в ухе у невольника должна быть золотая серьга с жемчужиной, а цена каждой жемчужины должны быть пятнадцать тысяч динаров! И на каждой невольнице должно быть одежд и украшений

не меньше чем на десять тысяч динаров! И еще мне нужно сто мешочков мускуса, и сто шкатулок с нардом, и другие благовония — по твоей щедрости, о купец!

— Ты помрешь, о аль-Мавасиф, не дождавшись покупателя, который приведет тебе этих невольниц и невольников с золотыми серьгами! — воскликнул Ильдерим. — Убавь, о мудрец!

— Для этого талисмана будет оскорбительно, если я продам его за малую цену, — сказал маг. — Впрочем, о Ильдерим, я могу немного уступить, но тогда вырастет цена за спутников талисмана. Как ты на это смотришь, о купец?

— Я преклоняюсь перед твоей мудростью, о мудрец! — отвечал на это Ильдерим, и в глазах у него вспыхнул огонек.

Огонек этот вспыхнул ранним утром, и горел он весь день без передышки, а окончательно это дело решилось около полуночи, и страшно было подумать, что оно могло затянуться еще на несколько минут.

— Когда вы, о покупатели талисмана принесете его в помещение, где он будет охранять младенца, то сперва вы составите камни определенным образом, а потом в северном углу помещения вы положите это зеркало...

Зеркало, что он достал, было времен царя Сулеймана, и только потому могло стоить немалых денег, но вот, кроме древности, других достоинств у него не было и отражать мое лицо оно по скверности характера вообще не пожелало.

— В южном углу пусть стоит этот флаг...

Пестрый флажок величиной с мою ладонь на длинном заостренном древке торчал из вазы. Маг вынул его и положил рядом с зеркалом.

— В восточном углу следует поставить шкатулку...

Шкатулке красная цена была два или три дирхема.

— А в восточном... Эй, Али, сын греха, принеси своего разноцветного господина!

Черный раб принес плетеную из тонких прутьев клетку. В ней сидел огромный попугай с хохлом и крючковатым клювом с мой кулак величиной.

— О р-р-распутники, согр-р-решившие вчер-р-ра с обезьяной! — приветствовало нас это бедствие из бедствий. — Ср-р-рам!

— И ты настаиваешь, о аль-Мавасиф, что этого сквернословца следует посадить в восточном углу комнаты? — осведомился Ильдерим. — Хорошим же вещам научит он младенца!

— Это неизбежно, — сурово заявил аль-Мавасиф. — В углах должны быть флаг, зеркало, шкатулка и попугай, причем над каждым из них я читал заклинания, и они обладают силой, и талисман без них — не больше чем кучка камней.

Попугай раскачался на своем кольце, подвешенном к потолку клетки, и уставился на меня левым глазом.

— Меж бедер-р-р

твоих — пр-р-рестол халифата! — заорал он и подмигнул мне.

— Уж не вселился ли шайтан в твоего попугая, о аль-Мавасиф? — спросил Ильдерим. — Воистину, эта птица своей руганью разрушит все чары талисмана!

— В тебя самого вселился шайтан, о Ильдерим! — рассердился маг. — Этот попугай долгие годы прожил в гареме знатного вельможи, и я купил его за большие деньги!

— Вот там в него и вселился шайтан! — отрубил Ильдерим. — Не найдется ли у тебя, о мудрец, другого попугая, не столь образованного? Этот слишком много знает! Не так ли, о Хасан?

Я молча кивнула, поглядывая на попугая. Откровенно говоря, птица начала мне нравиться. Он выговаривал слова очень чисто и внятно, даже сохраняя человеческую интонацию.

— Меж бедер твоих вселился шайтан! — заорал мне прямо в лицо этот скверный попугай. Ильдерим расхохотался и накрыл клетку своим плащом.

— Вот перед вами весь талисман, о покупающие! — провозгласил маг. — Цену камней вы знаете. За зеркало я прошу у вас сотню динаров, за флаг — две сотни, шкатулку я ценю в четыре дирхема, и попугай обойдется вам в пятьсот динаров. Причем после того, как талисман сыграет свою роль, вы можете пользоваться и зеркалом, и шкатулкой по их прямому назначению. А попугая вы можете выгодно продать, потому что на такую птицу всегда найдется любитель. И таким образом вы выручите обратно часть денег.

— Начнем со шкатулки, о маг, — приступил к торгу Ильдерим. — Ее цена нас с Хасаном полностью устраивает. Вот тебе четыре дирхема, аль-Мавасиф, и давай сюда шкатулку.

— Я продал тебе шкатулку за четыре дирхема, о Ильдерим, — и с этими словами аль-Мавасиф взял монеты. — Но не понимаю, откуда ты возьмешь двести невольниц и сто невольников, которые понадобятся тебе немедленно? Я допускаю, что мускус и нард у вас с собой, о купцы, в седельных сумках ваших коней, но где же все остальное?

— Терпение, о аль-Мавасиф! — воскликнул Ильдерим. — Давай поторгуемся! Ты требуешь в уплату за талисман двести невольниц, сто невольников и еще много всякой мелочи. Убавь, о мудрец! Что ты скажешь о том, чтобы получить пятьдесят невольников, но зато не черных, а белых, из аль-Кустантиди?

Я хотела было напомнить Ильдериму, что нет у меня никаких невольников, ни черных, ни белых, ни с серьгами, ни в ожерельях! Но однажды я уже вмешалась в его игру, и ничего хорошего из этого не вышло.

— Прекрасно, о Ильдерим! — согласился маг. — Я готов уступить тебе пятьдесят невольников, но пусть цена зеркала при этом увеличится! Я хочу за зеркало тысячу динаров и десять верблюдов, груженых тканями, и баальбекскими одеждами, и багдадскими воротниками, и магрибскими бурнусами, и индийскими шалями, и это должны быть красные верблюды, лучшие, какие только бывают!