Сказка о Лесном царе и Пионерском царстве
Шрифт:
— Молчи, ты! — одернул его Кузя. — Дай человеку высказаться!
— Простите, пожалуйста, — извинился Биба.
— И кошек, если хотите знать, — сказала Олимпиада. — Особенно тех, у которых длинные тонкие хвосты!
— Это плохо, — согласился Кузя. — Значит, вы и сорок боитесь?
— Сорок? — удивилась Олимпиада. — Нет, сорок я не боюсь, а почему их надо бояться?
Кузя понял, что спросил некстати, покраснел и так, на всякий случай, объяснил:
— Нет, просто у сорок тоже длинные хвосты.
— Сороки
Они подошли к книжным полкам, и Олимпиада стала выхватывать и показывать им книги:
— Как вам это нравится? Это хорошо, как вы думаете? Посмотрите, пожалуйста, внимательно! Это нормально?
Кузя был явно озадачен. Когда речь идет о книгах, как можно говорить — хорошо или нехорошо, нормально или ненормально.
Книга, пусть даже самая неинтересная, это — книга. Ее писал писатель, и поэтому к ней надо относиться уважительно. Он душу в нее вложил. Так говорила сама Олимпиада. И ругала их: «А вы не хотите читать его книгу? Вы думаете, легко писать книги? Люди жизнь отдают за это, а вы…» Так она говорила раньше, а сейчас спрашивает, хорошо эти книги написаны, нормально или нет.
И Бибе показались странными слова Олимпиады. Он, как и Кузя, брал из ее рук разные книги и не знал, что сказать. Ну, книги и книги, а раз книги — значит, хорошие. Вот и зачитаны до дыр ребятами. Если бы не нравились, то ребята их не читали бы. Ведь есть такие книги в Книжном царстве, которые стоят чистенькие, нетронутые. Как приплыли из Книжного моря, так и стоят…
И Биба даже сказал что-то по этому поводу, но ничего от себя, а повторил Олимпиаде часть того, что она сама им рассказывала.
— Если бы только так, — сказала Олимпиада.
— Да, если б только так, это, конечно… А то… Вы правы…
Кузя нашелся. Сообразил, что надо делать. Надо, пока ничего не ясно, просто поддакивать Олимпиаде. Кузя улыбнулся, скромно покраснел от одной мысли, какой он сообразительный, и продолжил:
— Да, да. Пожалуй, вы правы.
— Конечно, права, — согласилась Олимпиада.
— Я именно об этом и говорю, — подтвердил свою мысль Кузя. — Ведь когда… Это нормально и даже хорошо. Но когда… Это нехорошо и совсем ненормально.
— Ты прав, Биба! — сказала Олимпиада.
— Биба — я, а Кузя — он, — вмешался Биба, — и это он сказал то, о чем вы говорите.
— Прости, пожалуйста, Кузя! — извинилась Олимпиада. — Я так взволнована, что…
— Волноваться не надо, — сказал Кузя.
— Не надо, — согласился
— Но это безобразие! — продолжала Олимпиада. — Между прочим, я должна признаться вам, миленькие, что все последние ночи я не сплю. Бегаю сюда, проверяю. Это же ужасно, когда серые хищники нападают на наше Книжное царство. Они… Вообще это отвратительно…
— А вы не волнуйтесь, — посоветовал Кузя.
— Я не волнуюсь, — сказала Олимпиада. — Но, поверьте мне, миленькие, обидно. Горько и обидно! Серые дремучие существа выступают против книг — святого святых!
Кузя и Биба сочувственно отнеслись к этим словам вожатой. Но что ее волнует? Этого они понять не могли. А вообще, когда взрослые волнуются, это плохо. Так все время бывает — и дома, и на улице, когда они в городе, что кто-то что-то им говорит, даже жалуется, но понять, почему он жалуется, они не могут. Они — дети. А детям не надо все рассказывать. Детей и в кино не на все фильмы пускают, и от телевизора иногда гонят, но что поделаешь: такова уж их судьба! Дети! Правда, то, к чему не пускают, особенно интересно! И то, что непонятно…
Кузя вспомнил последний случай с папой. Как раз перед отъездом в лагерь. Папа долго говорил ему что-то, как сейчас Олимпиада, и под конец добавил:
— Они меня не понимают! Понимаешь ли, сын, ну ни на копейку не понимают!
Тогда Кузе было очень жалко папу, но он ничего ему не сказал утешительного, а теперь, вспомнив его слова, подумал, что у папы и Олимпиады какие-то общие огорчения, и раз папа так сказал, то не стыдно повторить его слова вожатой, чтобы как-то утешить ее. Тем более что она говорит о каких-то хвостах. Тигры, тушканчики, крокодилы, ящерицы и хвосты! Их хвосты или хвосты, которые есть в школе у неуспевающих учеников?
— Я понимаю, — сказал Кузя с чувством. — Они вас не понимают. Это, конечно, плохо. Но если говорить о мышах, то нам и дедушка Лесной царь говорил. Но я думаю, что вы сейчас говорите о другом…
— Да, — подтвердил Кузину мысль Биба.
Олимпиада почему-то рассмеялась.
— Как о другом, миленькие? Я о мышах, только о них!
— О мышах? — переспросил Кузя.
— О мы-мы-мы-шах? — спросил Биба.
— Да, мы… А дедушка Лесной царь… А мыши, собственно… — Кузя тоже чуть не заикнулся.
Олимпиада опять показала им книги, которые уже показывала:
— Смотрите, корешок книги Марка Ефетова «Света и Камила» изгрызли. А вот книжка стихов Эммы Мошковской. Вся обложка съедена. Еще одна, правда, эту не так жалко, не очень… Но съели очень! Вообще книги нет! Насквозь!
Кузя слушал Олимпиаду, а сам все чаще посматривал на Бибу.
Потом шепнул ему на ухо:
— Ну, что я тебе говорил? Надо срочно советоваться с дедушкой!
— Не надо ей все раскрывать, — шепнул Биба. — Сам же говорил, что она боится! Лучше ее успокаивать, понимаешь?