Сказка серебряного века

Сологуб Федор Кузьмич

Так как за последние дни совершилось много насилий всемогущими временщиками, в руки которых попадали города и жизнь и смерть народа, то подобные сановные кортежи провожались недобрым взглядом и не всегда кончались добром.

Но ювелир — простой человек: старику никто не давал права ни карать, ни миловать, ему только приказано было вычистить начисто золотую корону, в которой, по обычаю страны, появлялись короли в редкие дни объявлений государственных актов исключительной важности.

Кому же, как не ему, старому и испытанному, умевшему так мудро держать за зубами свой острый язык, доверить страшную, ослепляющую своим блеском королевскую корону?

Шутя и балагуря, поднялся ювелир по золотым дворцовым лестницам и там, в отведенной ему зале, запертый под замком, взялся за работу.

Это был редкий случай увидеть вещи, о которых старик только мог догадываться.

Немало чудес совершилось у него на глазах, и не раз обезумевший народ сгонял с престола своих законных властителей, как последних карманников, и всегда в таких случаях выплывала на свет Божий корона для нового короля, и старик призывался подновлять и заделывать прорехи, но никогда еще из заваленных дворцовых кладовых не появлялось столь великолепного, столь сумасшедшего произведения нечеловеческих рук.

Подлинно, в завтрашнем великом дне таилось неслыханное.

С великой бережливостью, трясясь, как над святыней,

которую, ревнуя, может всякую минуту попрать нелегкая, повынимал он камни из золотой, облепленной кусками грязи и глины, короны, и, чуть заметный в огромной зале, кутая сухие зябкие плечи в теплый драный женский платок, забегал тонкими пальцами по сокровищам.

И играл он сокровищем — сказочными яхонтами, си-не-синими, и алыми, и черными камнями, и изумрудами, пышащими весною, перевертывал их, перебрасывал, вдыхал, как живое, брал, как живое, на ловкий змеиный язык, катал на чуткой ладони, строил рядами, сгребал в кучу и замирал, весь зеленый и алый, и сине-синий, и черный в смешанном первородном свете.

Тьма тем человеческих голов мелькнула перед ним, тьма тем рук протянулись к нему, и вереницы всяких людей одна за другой прошли и заполнили весь зал, унизали сверху донизу все стены, и там, под звездным куполом зала, повисли и закачались безрукие, безногие, и глянули отовсюду глаза…

Задыхался старик, рассыпал камни. Цеплялись камни, прилипали к его рухляди, катились, перекатывались по коврам, по парче, по мрамору и, казалось, гудели, как колокол.

А. В. Амфитеатров [347]

347

АМФИТЕАТРОВ Александр Валентинович (1862, Калуга — 1938, Леванто, Италия) — прозаик, публицист, фельетонист, драматург, литературный и театральный критик. Отец — протоиерей, впоследствии настоятель Архангельского собора в Московском кремле. Амфитеатров закончил юридический факультет Московского университета, выступал как фельетонист в различных журналах, в 1882–1886 гг. сотрудничал вместе с А. П. Чеховым в юмористических журналах «Будильник» и «Осколки». Памфлеты и фельетоны с антицаристской и антиправительственной направленностью («Господа Обмановы», «Победоносцев как человек и как государственный деятель») привлекли к писателю общественное внимание. Он был сослан в Минусинск, затем переведен в Вологду, ему была запрещена всякая литературная деятельность, и в 1904–1916 гг. Амфитеатров жил в Италии, Франции, объездил Балканский полуостров, активно занимаясь журналистской и просветительской деятельностью, общался с М. Горьким, А. И. Куприным, К. Д. Бальмонтом. Стремился запечатлеть жизнь русского общества, со скрупулезным описанием быта и нравов, за что критики назвали его «маленький русский Золя». См. его многотомные повествования «Восьмидесятники» (т. 1–2, 1907), «Девятидесятники» (т. 1–2, 1911), «Дрогнувшая ночь» (1914); из задуманной серии «Сумерки божков» вышли «Серебряная фея» (1909), «Крестьянская война» (1910). Наряду с интересом к современной жизни писатель увлекался историей Римской империи (в 1911–1914 гг. печатал хроники из жизни Рима эпохи Нерона «Зверь из бездны», вошедшие в 5–8 тт. Собр. соч.), сказками и легендами разных стран и народов (в 1908 г. опубликовал отдельным изданием «Красивые сказки», в 1913 г. — сборник «Дьявол. Дьявол в быте, легенде и литературе средних веков» — в т. 18 Собр. соч.). В 1911–1916 гг. выпускалось многотомное собрание сочинений Амфитеатрова (т. 1—30, 33–35, 37), оставшееся незавершенным. Октябрьскую революцию встретил враждебно, в 1921 г. через Финляндию бежал за границу и вместе с семьей жил в Италии.

ИЗ КНИГИ: КРАСИВЫЕ СКАЗКИ [348]

Мертвые боги [349]

Тосканская легенда а небе стояла хвостатая звезда. Кровавый блеск ее огромного ядра спорил со светом луны, и набожные люди, с трепетом встречая ее еженочное появление, ждали от нее больших бед христианскому миру. Когда комета в урочный час медленно поднималась над горизонтом, влача за собой длинным хвостом круглый столб красного тумана, в ее мощном движении было нечто сверхъестественно грозное. Казалось, будто в синий простор Божьего мира ползет из первобытного мрака свирепый царь его, огненный дракон Апокалипсиса, готовый пожрать месяц и звезды и раздавить землю обломками небесного свода. Комета смущала воображение не только людей, но и животных. Сторожевые псы выли по целым ночам, с тоскливым испугом вглядываясь в нависший над землею пламенный меч и словно пытая: правду ли говорят их хозяева о чудном явлении? точно ли оно — предвестник близкой кончины мира? Светопреставления ждала вся Европа. Булла папы и эдикты королей приглашали верующих к молитве, посту и покаянию, ибо наступающий год, последний в первом тысячелетии по Рождестве Христовом, должен был, по предположению астрологов, быть и последним годом земли и тверди: годом, когда явится предсказанный апостолом ангел и, став одною стопою на суше, другою на море, поклянется Живущим во веки, что времени уже не будет.

348

Книга состоит из разделов: Италия, Фламандский фольклор, Малороссия, Закавказье. В предисловии к сборнику Амфитеатров указывал, что основы легенд, включенных в сборник, услышаны и записаны им из устных источников и лишь немногое обработано по книжному материалу. «Я решил, освободив наиболее интересные легенды от искусственного пафоса, рассказать их русскому читателю от себя», — писал Амфитеатров (с. 64).

349

Мертвые боги (Тосканская легенда). — Печатается по изд.: Амфитеатров А. Красивые сказки. СПб.

Без числа ходили слухи о чудесах и знамениях. В Кремоне видели, на закате, в облаках двух огненных воинов, по виду сарацинов, в бою между собою. В Нанте овца растерзала волка. Жители Авиньона в течение трех часов слышали великий воздушный шум — ярые голоса невидимых ратей и звон оружия. В самом Риме прекрасная

принцесса Джеронима Альдобранди, скончавшаяся от изнурительной лихорадки, очнулась, к радости родных, на третий день от смертного сна, встала из гроба и пошла, славя Бога, слушать мессу, заказанную за ее упокой. К страхам вымышленным присоединялись страхи действительные. Землетрясение неутомимою волною перекатывалось по трем полуостровам Средиземного моря, чума бродила по Ломбардии и Провансу, норманы неистовствовали на Западе, мусульмане напирали на Европу с востока и юга. На северо-востоке нарождались славянские государства, еще неведомые, но слышно, что могучие, страшные, грозные. От Атлантического океана до Волги все бродило, как в мехе с молодым вином. Что-то зрело в воздухе, и народам, удрученным переживанием этого брожения, думалось, что зреет недоброе. Для людей, суеверных и утомленных тяжелыми временами, весть о светопреставлении была сигналом потерять голову и превратиться в пораженное паникой стадо.

Одни готовили себя к переходу в лучший мир молитвами, вступали в монастыри, бежали в пустыни, горные пещеры и, в аскетических трудах, под власяницами, ждали судной трубы архангела. Другие, хотя уверенные в непременном разрушении вселенной, все-таки находили нужным зачем-то составить духовные завещания. Третьи, наконец, впадали в свирепое отчаяние и убивали остаток жизни на пьянство, разврат, преступления. Никогда еще Европа не молилась и не грешила с большим усердием. Боязнь ожидаемого переворота была так велика, что многие предпочитали кончить жизнь самоубийством, лишь бы не быть свидетелями наступающих ужасов Божьего гнева. Равнодушных было очень мало, неверующих презирали и ненавидели. За сомнение в состоявшемся уже пришествии антихриста побивали камнями. Фанатики клятвенно уверяли, будто антихрист не только народился, но и воцарился и сидит на римском престоле под видом папы — безбожника, ученого чернокнижника Герберта-Сильвестра [350] .

350

…антихрист не только народился, но и воцарился и сидит на римском престоле под видом папы — безбожника, ученого чернокнижника Герберта-Сильвестра. — Имеется в виду римский папа Сильвестр II, правивший в 999—1003 гг. Согласно средневековой легенде, учился черно-книжному искусству в Кордовском и Севильском университетах.

В такое-то время случилось на диком горном пустыре, недалеко от города Пизы, странное происшествие, записанное в монастырских мемориалах под названием «Дивные и причудные приключения Николая Флореаса, уроженца славного города Камайоре, оружейных дел мастера и некогда доброго христианина».

Николай Флореас был молод и красив собою. Оружейное ремесло закалило его силы, развило ловкость; частое общение с людьми благородного происхождения усвоило Флореасу привычки, вид и обращение его знатных заказчиков и покупателей. Женщины говорили, что нет в Камайоре мужчины, более достойного любви, чем Николай Флореас, даже и между рыцарями герцогского двора. Если бы Флореас жил во Флоренции, Пизе или Сьенне, он, по талантам своим, наверное, сделался бы одним из народных вождей, каких так много создавали гражданские междоусобия средневековой Италии [351] . Они выходили из низших общественных слоев, как Сфорца и Медичи [352] , чтобы потом лет на пятьсот протянуть свою родословную, полную блистательных имен и громких подвигов. Но Николай Флореас был обывателем Камайоре, глухого горного городка, где горожане жили мирно, не делясь на политические партии. Сверх того, он был человек скромный, хотя решительный и способный. Как большинство оружейников, он знал грамоту. Он сочинял сонеты и играл на лютне.

351

…гражданские междоусобия средневековой Италии. — В X–XI вв. города Северной Италии боролись против власти германских императоров.

352

…Сфорца и Медичи… — Сфорца — династия миланских герцогов (1450–1585), основателем рода был сын крестьянина из Романьи. Медичи — известный флорентийский род, правивший Флоренцией с 1434 по 1737 г.

В один летний день Николай Флореас окончил кольчатую броню, заказанную ему начальником наемников пизанской цитадели, длинноусым норманом Гвальтье. Взвалив свою ношу на осла, мастер, в сопровождении двух вооруженных подмастерьев, направился из Камайоре горами в Пизу. Летняя ночь застала Флореаса в дороге. Она упала сразу, черная и глухая; на аспидном небе зажглись громадные звезды и огненный столп кометы. Напрасно было бы в то дикое, разбойничье время трубить ночью у ворот какого-либо города или замка. Ответом пришельцу свистнула бы туча стрел. Средневековое гостеприимство кончалось с закатом солнца. Пришелец был другом, когда приходил при солнечном сиянии, и врагом после того, как замыкались рогатки, и поднимались мосты со рвов, наполненных водою. Флореас и его спутники заночевали на перепутьи, у костра, разложенного у ног каменной Мадонны. Боясь ночного нападения, путники решили спать по очереди. Двое, по жребию, спали с оружием в руках, а один бодрствовал на страже. Первый жребий не спать выпал самому Флореасу. Прислонясь к обломку скалы, он беспечно наблюдал медленный ток светил по небесным кругам. Пламя костра играло красными лучами. Развьюченный осел бродил, не отходя далеко от стана, на подножном корму. Флореас слушал звуки горной ночи. Им овладело трогательное настроение, в какое повергает всех впечатлительных людей торжественная тишь спящей пустыни.

Но, вот, внезапно среди величественного безмолвия раздался странный звук. Словно кто-нибудь коротко взял аккорд на церковном органе, — взял и бросил. Звук рванулся в воздух и сейчас же заглох. Точно кто-то зарыдал было, но, устыдившись своей слабости, задавил рыдание. Николай Флореас осмотрелся. Он не понимал, ни что это за звук, ни откуда он прилетел. Так как звук не повторялся, Флореас решил, что, вероятно, он задремал, и, в дреме, обманутые чувства создали этот загадочный аккорд из обычных звуков ночи. Но, когда он, совсем успокоенный, опять прилег к костру, звук снова задрожал в воздухе и — уже яснее и более продолжительно, чем в первый раз: как-будто сразу запело несколько арф под перстами искусных менестрелей. Флореас вскочил в волнении. Он знал, что поблизости нет ни одного значительного селения, откуда мог бы примчаться таинственный звук. Трудно было предположить, чтобы по соседству ночевал путевой караван какого-либо синьора со свитою и челядью, среди которой могли случиться игрецы на арфе. Ночлег Флореаса был расположен на высоте холма: окрестности были видны на далекое пространство, но хоть бы где-нибудь костру оружейника ответил другой костер. Флореас с легкой дрожью подумал единственное, что ему оставалось подумать: что он слышал звуки нездешнего мира. Как человек набожный и мужественный, он не потерялся, а разбудил своих спутников и рассказал, что с ним было. Они не поверили.