Сказка сказок

Ну здравствуй, дружок! Сегодня мы снова встретимся с тобой на страницах нашей передовой литературы.

Итак, — в путь, мой глупый юный друг. Возьми с собой деньги из копилки, сигареты и спички и всё это вышли нам. Они тебе в пути не понадобятся. Прочти сказку десять раз, и ты поймёшь, что так живут только отличники и закончишь школу с золотой медалью. Вперёд!

Давно это было. Старый Баян был тогда молодым Аккордеоном и играл только на свадьбах. Жил на Рязанщине в селе Ольховка Иван Петрович Мохов со своей сестрой Алевтиной Петровной Моховой, по первому мужу Стояновой. Муж её — Фёдор Стоянов, тихий, непьющий мужчина ушёл как-то за клюквой на Муромские болота, да так и не вернулся. Добрые люди болтают, что видели его в блуде с тремя русалками. Но мало ли что болтают добрые люди. Во вдовстве своём Алёна Мохова крепко особачилась, ибо отсутствие греховных утех высушило её как воблу.

Одно время, правда, пытался её утешить бобыль Касьян, но и он долго не выдержал — огрел Алёну стиральной доской и ушёл восвояси. Тогда Алёна всю свою энергию решила переключить на воспитание и выгодный брак своего брата Иванушки.

Бедный Иван! Ему было всего четырнадцать лет, когда Алёнушка посвятила его в тайны женского организма и специфику женского гормонального фона. Иванушка после этой лекции неделю лежал в горячке. После выздоровления он снова стал пасти сельское стадо, удить окуней, гонять голубей и дудеть на сопилке.

— Орясина дубовая, — ворчала Алёнушка, — подумай о будущем, ведь шестнадцать годиков скоро хряснет, а у тебя ни ума, ни соображения! Вон, гляди, у Саньки Неклюдова сын Микула уже в город свататься ездил, бумагу привёз.

— А чё в бумаге-то? — плюя в мух рисом, спрашивал Иванушка.

— А то, — злилась Алёнушка, — что жениться ему пока никак невозможно по причине отсутствия твёрдости!

— Так это любой в селе знает, — ответил Иванушка, его ещё на покосе девки дразнили: «Эй, Микулка, — хрен как булка».

— А ты бы не слушал этих глупостей, а к тётке его пригляделся, Ефросинье. Женщина она видная, вдовая, как и я, дом справный и в авторитете. Вот и сходи к ней завтра, медком угости.

— Да на кой мне эта сисястая нужна, — говорит Иванушка, — я лучше с Васькой пойду ящерок ловить.

—

Всю ночь думала сестра Алёнушка как Ивана с Ефросиньей познакомить и к утру придумала. Сел утром трапезничать Иванушка, а сестрица хитрая ему браги жбан подвигает.

— Откушай водочки, Иванушка, — водка сегодня — беда душистая!

— Ни к чему оно вроде, — пробубнил Иванушка, однако жбан хлопнул и чесноком закусил.

— А вот ещё, под карасиков, — потчует хитрая Алёнушка.

— Да не надо уж, — отказывается Иванушка, но пьёт исправно.

И вот на восьмом стакане крепко захмелел неокрепший организм Иванушки, а захмелев, разгрузки потребовал.

— Спойте гусли про Марусю, с ней давно я не… встречаюсь, — затянул Иван старинную колыбельную и попытался заснуть.

И тут хитрая Алёнушка подсунула ему расписную картинку, на которой неизвестный художник изобразил вдову Ефросинью во время помывки з бане.

— Ух ты! — изумился Иванушка и шатаясь пошёл к дому вдовы.

Уже на крыльце Иванушка немного протрезвел и страшно разозлился.

—Чего тебе, Иванушка? — удивленно спросила Ефросинья, зябко кутаясь в пуховый платок, — никак пьяный?

—Горилки! — заорал Иванушка и упал на вдову. Напрасно шептала ему на ухо Ефросинья всякие сладости, напрасно трогала его за всякие части. По-богатырски спал Иванушка на мясистой пазухе и снилась ему в эту ночь дева красы невиданной в темнице сырой и тёмной, без солнышка и фруктов. Проснулся утром Иван у себя на печи.

— Глаза б мои тебя не видели, варнак, — ворчала Алёнушка, — это ж надо только додуматься — на вдове заснуть и на ней же оправиться.

— Пива, — простонал Иванушка.

Выпив пива холодного, Иван снова вспомнил свой удивительный сон и опять напился. И с тех пор крепко запил он горькую с лёгкой руки Алёнушки. Работу в стаде бросил, переболел желтухой, бит был нещадно на гульбищах, отчего горб заимел безобразный.

— Не пей, братец, козликом будешь, — причитает Алёнушка.

— Обязательно буду, — отвечает Иванушка.

И точно. К рождеству Христову отросла у него бородка жидкая, рога крутые, завонял он по козлиному, и забит был колом осиновым, как вещь в хозяйстве ненужная.

Давно это было. Илье Муромцу было всего пять лет, а папа его Семён Муромец уже сидел за изнасилование. Жили-были в тех краях лесные тараканы-великаны, трудолюбивый и дружный народ. Жили они в семейном тереме сельского типа с флигелем и русской банькой. Жили они, не тужили, размножались умеренно, никому в лесу не мешая, но и не помогая особо.

Беда пришла нежданно-негаданно. У индийского факира Рахмана Кулиева сбежал ручной муравьед, проник в лес и скушал весь тараканий народец. Муравьеда потом сразил храбрый Евпатий Коловрат, и теремок сельского типа остался пустовать никем не заселённый.

И вот после сезона дождей одна одинокая лягушка по прозвищу Жабон осталась без крова и случайно набрела на пустой теремок.

— Вот это малина, — восхитилась лягушка и быстро заняла первый этаж. — Прописка не нужна, знать ничего не знаю, ведать ничего не ведаю, — сладко мечтала лягушка, устраиваясь на ночь.