Сказка старого эльфийского замка
Шрифт:
— Не топчись по еде, иди сюда, ко мне поближе.
А та, как поняла, посмотрела на девушку налитым кровью глазом и скрежетнула, каркнув в ответ — пронзительно и громко. И пес ответил тоже, только у него получилось звонко и задорно. А потом эхо понесло все это по той же спирали, по какой залетала птица, только не вниз, а вверх. Но на последнем витке, растеряв все начальные звуки, преобразило крик птицы в рычание зверя, а заливистый лай и подавно обернуло протяжной тонкой нотой. А там и затихло, увязнув в глубокой синеве.
Лилейка, зажав уши, рассмеялась:
— Ну и голосок у вас,
Ворон, глянув на нее теперь искоса, кивнул и спрыгнул с камня. И сразу окутался водоворотом воздуха, похожего на воронку в темной воде. А через мгновение перед девушками предстал Лиссин опекун… вот только, почему-то, босой и лишь в штанах да рубахе не по размеру.
— Щас! — выдал мужчина, оглядев себя, и опять пропал в воздушном завихрении.
В этот раз девушкам пришлось ждать мгновений пять, за которые они успели переглянуться и закусить плывущие от смеха губы на пару. И только после этого перед ними предстал Корр, наконец-то одетый, как и подобает опекуну графской дочери: в сапогах, в аккуратной рубашке с кружевным воротником и в любимом, хоть и явно не новом, но шитым золотом, бархатном алом камзоле.
— Что, опять не получилось? — сочувственно спросила Лисса мужчину, когда тот плюхнулся на камень рядом с ней и, уцепив топтаный им же кусок хлеба, стал пристраивать на него ломоть сыра.
Тот насупился и буркнул:
— Сегодня можно — я на нервах. Эта стервь мне все мозги вынесла: все ей не так да не эдак. Ее, похоже, властный покровитель в столице бросил. Тоже, чей устал от ее капризов. Вот только нам бы от этого хуже не стало! Но ладно, пока не будем пугаться раньше времени. Всего-то месяц остался… — и замолк, чуть не проговорившись о главном.
— А что через месяц будет? — все же ухватила его оговорку Лилейка.
— Да так — ничего, это я о своем, — и переключился на воспитанницу: — Ты опять в лес сразу отсюда пойдешь?
— Ага, — кивнула ему Лисса, которая еще с зим четырнадцати, в дом, пока мачеха не съедет, и не заходила. — Ты не волнуйся, я задолго до темна вернусь. Там сегодня королевская охота началась, так что, я даже заходить далеко не стану. На нашу поляну схожу, где старый маг деревья посносил, силки на рябчика проверю, да кое-какие травы вдоль оврага для бабушки Росяны пособираю. А ты давай нашу «дорогую» гостью выставляй. Хватит, уже загостилась.
— Ну, это как получится, — покачал головой Корр, глядя, как воспитанница снимает пуховое вязанное сюрко, которое для уличной ночевки всегда одевала, и вместо него натягивает свой охотничий кожаный дублет.
— А ты не замерзнешь? Может, хоть плащ еще возьмешь? — заволновался он.
— Зачем? Сейчас солнце разойдется полностью и будет мне тот плащ только руки занимать. А дублет у меня и так теплый — на стеганной подкладке. Ты ж у меня Ворон, а не курица! Да и я не цыпленок! Не квохчи! — рассмеялась она, меж тем цепляя к поясу большую фляжку с водой, ножны с кинжалом, мешочек с болтами и маленькую — с ладонь, фляжечку со знахарским бальзамом, что всегда с собой в лес брала.
Но Корр, не обижаясь нисколько, что его наседкой назвали, продолжал внимательно следить за ее
— Где перчатки? — не преминул напомнить он, глядя, как воспитанница надевает на себя перевязь с арбалетом.
Эта вещица, гномьей работы, любому взрослому мужчине показалась бы игрушкой. Но вот в руках девушки смотрелась весьма органично, а стреляла убойно, несмотря на свои малые размеры и легко взводимую «козью ногу». Да, гномы оружие делать умели, хотя и драли за свои творенья немерено. Но Корр, увидев как-то в столичной лавке эту «милую» вещь, несмотря на их пока скудные средства, все же купил ее и ни разу не пожалел.
— Вот они! — воскликнула Лисса, демонстративно и их, засовывая под ремень.
А в карман ей в это время Лилейка пихала какие-то харчи, завернутые в чистую тряпочку.
— До дневной трапезы все равно не вернешься, знаю я. Так что бери, не отнекивайся! — приговаривала старшая девушка.
А когда сборы были завершены, Лисса чмокнула своих «квочек» по очереди в щеки и отправилась на выход из башни. Пес, было, неуверенно потрусил за ней, но был остановлен строгим наказом:
— Ты, остаешься здесь. Дом охранять! — и то верно, несмотря на малую толику крови бракков, по лесу тихо ходить Рыжок не умел. Вот так возьмешь его с собой, а он и будет на каждую белку на дереве и на каждого ежа в кустахлаять, оповещая, что чужой близко. А потому и оставался пес всегда дома, отчего тосковал, конечно, сильно. Но зато жаловаться на это дело любил, поскольку в доме у них жалось, как правило, вкусной бывала. Вот и сейчас, стоило отвернуться от скрывшейся за поворотом стены хозяйки и сделать мордочку погорше, как ему тут же целых два куска протянули, и господин-хозяин-главный, и девушка, что вкусности в корзине носит. Вот только один вопрос и остался — сыр или оленина?
Кабан в очередной раз мелькнул где-то далеко впереди, а за ним молниями блеснули и рыжеватые бока гончих.
Да, это оказался кабан, а не олень. Но, как подумал про него Рой, пока еще в полный охотничий раж не вошел и в голове кроме ветра и азарта какие-то мысли появлялись, что кабанчик, скорее всего, тоже первозимок непуганый, которого по прошлой зиме во время гона выставил папаша из стада, посчитав годовалого сыночка за соперника. А тот, этим летом отъевшийся, сам потихоньку матереть начал, хотя, наверное, калкал на грудину еще не «повесил», но вот наглости уже поднабрался и к самым стоянкам охотников подошел. Там-то, где толпа народа собирается, таким вот наглым и всеядным, как этот недоросший свин, всегда найдется, чем поживиться.
Рой пришпорил коня, который в азарте бешеной скачки, ломился прямо сквозь жидкие кусты бузины. Они, наверное, уже час неслись по лесу. Конечно, когда на пути мужчины попадались заросли малины или поваленные деревья он коня придерживал. Но сейчас они скакали по старой просеке, так что и без того светлый березовый лес хорошо проглядывался вперед, имея лишь редкий тонконогий подлесок из рябин и ажурного бересклета, поэтому можно было Грифа и не сдерживать.
А вот и поляна — большая, всего пяток поломанных светлобоких деревьев стоит на ней, неровными сажеными огрызками кучкуясь посередине.