Сказка
Шрифт:
— Целых, — повторила Фалада. — Не серых и не порченых.
— Что здесь случилось? — спросил я. — Это был Го…
На этот раз ее прикосновение не было легким; она хлопнула ладонью по моему рту достаточно сильно, чтобы у меня лязгнули зубы.
— Никогда не произноси его имени, чтобы не ускорить его пробуждение, — она приложила руку к горлу, потирая его с правой стороны.
— Ты устала, — сказал я. — То, что ты делаешь, чтобы разговаривать, должно быть больно.
Она кивнула.
— Я пойду. Может быть, мы сможем еще поговорить завтра.
Я начал вставать,
Она опустила стеклянную трубку в желтое пюре, потом поднесла указательный палец правой руки к красному пятну — единственному изъяну на ее белоснежной коже. Я увидел, что все ее ногти были коротко подстрижены, кроме одного на этом пальце. Она вдавливала ноготь в пятно до тех пор, пока он не вошел внутрь. Тогда она потянула в сторону, плоть открылась, и тонкая струйка крови потекла по линии подбородка. Она вставила трубку в проделанное маленькое отверстие, и ее щеки втянулись, пока она всасывала то, что было ее пищей. Половина пюре в маленьком кувшинчике исчезла — мне этого хватило бы на один глоток. Ее горло дернулось не один раз, а несколько. Должно быть, на вкус это было так же противно, как и на вид, потому что она прямо-таки давилась им. Она вытащила трубку из того, что было бы трахеотомическим разрезом, если бы находилось в горле. Дырочка тут же исчезла, но пятно на белой коже выглядело еще краснее, чем прежде. Оно казалось проклятием ее красоте.
— Неужели этого тебе достаточно? — в моем голосе звучал ужас, я ничего не мог с этим поделать. — Ты ведь почти ничего не съела!
Она устало кивнула.
— Проделывать проход больно, а вкус у этого неприятный, особенно когда столько лет приходится есть одно и то же. Иногда я думаю, что предпочла бы умереть с голоду, но кое-кому это доставило бы слишком много удовольствия, — она наклонила голову влево, в ту сторону, откуда я пришел, и в ту, где находился город.
— Прости, — сказал я. — Если бы я мог что-то сделать…
Она кивком показала, что понимает (конечно, люди хотели что-то сделать для нее, даже, наверное, дрались друг с другом, чтобы быть первыми в очереди) и снова сделала свой жест-намасте. Потом взяла одну из салфеток и промокнула ей струйку крови. Я слышал о проклятиях — в сказках их полно, — но первый раз видел их в действии.
— Следуй его меткам, — сказала Фалада. — Не заблудись, иначе ночные солдаты схватят тебя. И Радар. — это слово далось ей нелегко, прозвучав как «райяр» и заставив вспомнить восторженные крики Доры при виде моей собаки. — Солнечные часы находятся на площади у стадиона, с задней стороны дворца. Ты можете добиться цели, если будешь действовать быстро и тихо. Что касается золота, о котором ты говоришь, то оно внутри. Добраться до него гораздо труднее — и опаснее.
— Лия, ты когда-то жила в этом дворце?
— Давно, — сказала Фалада.
— Ты что…, — мне пришлось заставить себя произнести это, хотя ответ казался очевидным. — Ты принцесса? — спросил я.
Она наклонила голову.
— Была ею, — Лия теперь говорила о себе — через Фаладу — в третьем лице. — Самая маленькая из всех, потому что у нее было четыре старших сестры и два брата — принца, если угодно. Все ее сестры умерли — Друзилла,
Я молчал, пытаясь осознать чудовищность такой трагедии. У меня отняли только мать, и это было достаточно тяжело.
— Ты должен увидеть дядю моей хозяйки. Он живет в кирпичном доме недалеко от Прибрежной дороги. Он расскажет тебе больше. А теперь моя госпожа очень устала. Она желает тебе доброго дня и счастливого пути. Ты должен остаться на ночь у Доры.
Я встал. Солнечное пятно почти достигло деревьев.
— Моя госпожа желает тебе удачи. Она говорит, что, если ты омолодишь собаку Адриана, как ты хочешь, то должен привести ее сюда, чтобы госпожа могла посмотреть, как она скачет и бегает, как когда-то.
— Я так и сделаю. Могу я задать еще один вопрос?
Лия устало кивнула и подняла руку — давай, но быстро.
Я достал из кармана маленькие кожаные туфельки и показал их Лии, а потом (чувствуя себя немного глупо) Фаладе, которая снова не проявила абсолютно никакого интереса.
— Дора дала мне это, но я не знаю, что с ними делать.
Лия улыбнулась одними глазами и погладила Фаладу по носу.
— На пути к дому Доры ты можешь встретить путников. Если они босиком, значит, отдали ей изношенную обувь для починки. Тогда отдай им эти жетоны. Вниз по дороге в той стороне…, — она махнула в направлении города. — есть магазинчик, которым владеет младший брат Доры. Если путешественник даст ему такой жетон, он обменяет его на новую обувь.
Я обдумал это.
— Дора чинит изношенную обувь.
Лия кивнула.
— А ее владельцы идут к ее брату-лавочнику.
Новый кивок.
— Когда Дора обновит эти туфли — как я надеюсь обновить Радар, — она относит их своему брату?
Еще кивок.
— А брат продает их? — спросил я.
Лия покачала головой.
— Но почему? Магазин должен приносить прибыль.
— В жизни есть нечто большее, чем выгода, — наставительно сказала Фалада. — Моя госпожа очень устала, ей надо отдохнуть.
Лия взяла мою руку и сжала ее. Можно не говорить вам, что я при этом почувствовал. Выпустив ее, она хлопнула в ладоши. Фалада неторопливо зашагала прочь. Один из серых батраков вышел из сарая и легонько шлепнул лошадь по боку. Та довольно охотно направилась к амбару вслед за ним.
Когда я оглянулся, то увидел женщину, которая приносила нам пюре и лимонад. Кивнув мне, она указала на дом и дорогу за ним. Это, несомненно, означало, что аудиенция окончена.
— До свидания и спасибо тебе, — сказал я.
Лия снова сделала намасте, потом устало опустила голову. Служанка (возможно, она была фрейлиной) проводила меня до дороги, ее длинное серое платье касалось земли.
— Ты можешь говорить? — спросил я ее.
— Немного, — это было похоже на хриплое карканье. — Больно.
На дороге я показал в сторону, откуда пришел.
— Как далеко до кирпичного дома ее дяди? Знаешь?
Она подняла бесформенный серый палец.
— День?
Она кивнула — как я понял, здесь это была самая распространенная форма общения. Ею пользовались те, кто не мог освоить чревовещание.