Сказка
Шрифт:
— Он говорит, что, возможно, у тебя выработался менталитет опекуна. С тех пор, как я пил. Бог свидетель, были времена, когда ты заботился обо мне, хоть и был совсем ребенком. Убирался, мыл посуду, сам готовил себе завтрак, а иногда и ужин, — он сделал паузу. — Мне трудно вспоминать те дни и еще труднее говорить о них.
— Дело не в этом.
— Тогда в чем?
Я все еще не хотел говорить ему, что заключил сделку с Богом и должен выполнить свою часть этой сделки, но было другое, что я мог ему сказать. То, что он поймет,
— Ты ведь знаешь, что «Анонимные Алкоголики» говорят о благодарности?
Он кивнул.
— Благодарный алкоголик не станет напиваться.
— Вот и я благодарен тебе, что ты больше не пьешь. Хотя я не говорю тебе об этом все время, но это так. Вот я и хочу отплатить за это каким-нибудь добрым делом — такой ответ тебя устроит?
Он вынул трубку изо рта и вытер глаза рукой.
— Наверное, устроит. Но я все-таки хочу встретиться с ним. Чувствую, что должен это сделать. Ты понимаешь?
Я сказал, что понимаю.
— Может быть, когда он немного оправится после перелома?
Он кивнул.
— Да, хорошо. Я люблю тебя, сын.
— Я тоже тебя люблю.
— И буду любить все время, пока живу. Ты ведь знаешь это, правда?
Я знал и понимал, что не хочу знать, сколько это время продлится. Если бы я это знал, то сильно бы расстроился.
— В твоей программе говорится еще, что каждому дню достаточно его забот.
Он кивнул.
— Хорошо, но весенние каникулы быстро кончатся. Ты должен продолжать учебу, независимо от того, сколько времени тебе захочется проводить там, наверху. Не забывай об этом.
— Ладно.
Он посмотрел на трубку:
— Ну вот, эта штука погасла. Так всегда бывает.
Положив трубку на перила, он наклонился и потрепал густую шерсть на загривке Радар. Она подняла голову, потом снова опустила.
— Чертовски хорошая собака.
— Ага.
— Ты просто влюбился в нее, не так ли?
— Ну что ж… да. Думаю, что да.
— У нее есть ошейник, но нет бирки, а это значит, что мистер Боудич не платит налог на собак. Я думаю, что она никогда не была у ветеринара.
— Похоже, что так.
— Ее никогда не прививали от бешенства. И от всего остального, — он остановился, потом сказал. — У меня есть вопрос, и я хочу, чтобы ты подумал над ним. Очень серьезный вопрос. Неужели мы влезем в долги из-за этого? Продукты, собачьи лекарства, перила для унитаза?
— Не забудь про утку, — сказал я.
— Неужели? Скажи, что ты об этом думаешь.
— Он попросил меня следить за домом и сказал, что за все заплатит, — это был ответ в лучшем случае на половину вопроса. Я знал это, и папа, наверное, тоже. Поразмыслив, вычеркните «наверное».
— Не скажу, что все это пробьет большую дыру в нашем бюджете. Пара сотен долларов — это не смертельно. Но вот больница… Ты знаешь, сколько стоит недельное пребывание в «Аркадии»? Плюс операции, конечно, и весь
— Восемьдесят тысяч долларов, и это минимум.
— Но ведь нам не придется за это платить?
— Ну хорошо, платить будет он — только чем? Я не знаю, какая у него страховка и есть ли она вообще. Я спросил Линди, и он сказал, что с «Оверлендом» он дел не имел. Наверное, у него есть «Медикэр». И, может быть, что-то кроме этого, — он поерзал на стуле. — Я его немного проверил. Надеюсь, это тебя не злит.
Меня это не злило, потому что проверка людей была тем, чем мой отец зарабатывал на жизнь. Было ли мне любопытно? Конечно, еще как.
— И что ты нашел? — спросил я.
— Почти ничего, что, я бы сказал, в наше время почти невозможно.
— Ну, у него нет ни компьютера, ни даже мобильника, так что он не пользуется «Фейсбуком» и прочими сетями.
Я подумал, что мистер Боудич не пользовался бы «Фейсбуком», даже если бы у него был компьютер. «Фейсбук» шпионил.
— Ты сказал, что в ящике с инструментами, котрый ты нашел, были инициалы АБ, верно?
— Да.
— Что ж, это подходит. Участок на вершине холма занимает полтора акра, что довольно много, и его купил некий Адриан Боудич в 1920 году.
— Его дедушка?
— Возможно, но, учитывая, сколько ему лет, это мог быть и его отец, — Папа взял трубку с перил крыльца, рассеянно пожевал мундштук и положил обратно. — Кстати, сколько ему лет? Интересно, он правда этого не знает?
— Думаю, это вполне возможно.
— Когда я видел его в прежние времена — до того, как он совсем заперся в доме, — он выглядел лет на пятьдесят. Я махал ему рукой, и иногда он махал в ответ.
— Ты никогда с ним не разговаривал?
— Ну, я мог поздороваться или сказать пару слов о погоде, когда было что сказать, но он был не из разговорчивых. По возрасту он мог бы воевать во Вьетнаме, но я не смог найти никаких записей о его службе.
— Значит, он не служил?
— Наверное, нет. Я, вероятно, смог бы узнать больше, если бы все еще работал на «Оверленд», но я не работаю и не хочу спрашивать Линди.
— Понятно.
— Я выяснил, что у него есть по крайней мере какие-то деньги, потому что налог на недвижимость подлежит обнародованию, и счет за дом 1 по Сикамор-стрит в 2012 году составил двадцать две тысячи с мелочью.
— Он платит столько каждый год?
— По-разному. Важно то, что он платит, и он уже жил здесь, когда мы с твоей мамой сюда переехали — может быть, я тебе это говорил. Раньше он бы выкладывал гораздо меньше, налоги на недвижимость выросли, как и на все остальное, но речь в любом случае идет о шестизначных цифрах. Это большие деньги. Интересно, чем он занимался до того, как вышел на пенсию?