Сказки американских писателей

Ле Гуин Урсула Кребер

Одним из них на некоторое время стал платяной шкаф принцессы. Причиной темных кругов у неё под глазами была, в сущности, не только беременность — каждую ночь, когда весь замок погружался в сон, Мюриэл, выскользнув из золоченой кровати с пологом, зажигала все свечи в своей огромной каменной спальне, прокрадывалась к шкафу, занимавшему целую стену, и примеряла наряды. Казалось, проживи она хоть сто лет, ей не удастся перемерить их все. (Выяснилось, что это не так.) К некоторым туалетам прилагались остроконечные шляпы с длинными вуалями. Мюриэл прохаживалась взад-вперед по спальне, через плечо глядя на себя в зеркало; серебристая, пунцовая, желтая или голубая ткань мягко мерцала при свечах, и Мюриэл, чуть дыша от восторга, шептала: «Привет! Как поживаете, граф?» или «Ах, от ваших слов у меня голова кружится!»

Еще

одно преимущество — общество, в котором вращаешься, будучи принцессой. Раньше Мюриэл никогда в жизни не доводилось разговаривать с рыцарями, хотя, бывало, в поле во время жатвы (как ей смутно припоминалось), поднимая глаза, она видела рыцарей, скачущих мимо верхом. Они совсем не походили на людей. Сидя на своих сверкающих броней лошадях, они напоминали железные статуи или зловещие машины. Их покрытые металлом локти и колени, закованные в сталь руки и ноги никогда не двигались. В развевающихся на шлемах страусовых перьях было не больше жизни, чем в траурных флагах на катафалках. Сама того не замечая, Мюриэл воображала, что эти темные фигуры на лошадях короля Грегора — всего лишь пустые доспехи. Ей даже не приходило в голову, что, быть может, это военная хитрость и пустые доспехи сажают на лошадей, чтобы создать видимость многочисленной армии. Она не задумывалась о них; для неё, крестьянки, это было просто очередное проявление непостижимой государственной необходимости. Возможно, способ транспортировки военного снаряжения.

Каково же было её удивление, когда в первый вечер, проведенный в замке (ее взяли туда в качестве камеристки, и только на следующий день выяснилось, что она принцесса), Мюриэл услыхала звуки трубы и, подбежав к окну, увидела, что цепной мост опущен и по нему в замок пропускают полсотни лошадей с восседающими на них помятыми доспехами (и стадо коз), она увидела, как доспехи с помощью пажей слезают с фыркающих окровавленных лошадей, устало похлопывая их по крупу, и, пошатываясь, проходят по каменным плитам в тронный зал. Мюриэл стремглав сбежала вниз, чтобы посмотреть на них. Даже сейчас своим крестьянским умом она воспринимала их как некие механические фигуры. Но, приближаясь к возвышению, где сидели король Грегор и королева Луиза, они снимали шлемы. Длинные волосы рассыпались у них по плечам, ниспадая у некоторых до узких девических талий. Тут были старые воины — седина их отливала серебром. И молодые — совсем ещё юноши — с каштановыми или черными как вороново крыло локонами. И белокурые, и по-мальчишечьи белобрысые. Они не были красавцами в обычном смысле, эти рыцари. У некоторых лица покраснели от напряжения, а некоторые после долгой битвы стали бледны как привидения. Но, конечно, таких мужчин Мюриэл несомненно никогда прежде не встречала.

В тот момент ей казалось, что её, простую смертную, взяли на небо, чтобы она одним глазком взглянула, что там творится. Но на другой день безумная королева Луиза решила, что Мюриэл и есть её собственная пропавшая дочь Мюриэл (хотя, если бы не уверенность королевы и всего двора, Мюриэл думала бы, что её зовут Таня), и, естественно, Мюриэл, или, может быть, Таня, стала общаться с этими великолепными рыцарями, как с равными или даже с низшими. Её настоящая мать, как ей смутно припоминалось (или, по крайней мере, беззубая крестьянка, называвшая себя её матерью), частенько предупреждала её: не все то золото, что блестит.

— Пусть знают, что ты девушка благородная, — говорила старуха, с ожесточением смазывая колеса какого-нибудь проезжего экипажа, остановившегося возле их хижины. — Будут кое о чём просить тебя, — добавляла она многозначительно, — так не забывай, кто ты есть.

С одиннадцатилетнего возраста, когда старуха впервые заговорила с ней об этом, Мюриэл, или Таня, недоумевала, в чём суть этих слов.

Но кто бы она ни была — что давно уже перестало её заботить, — удивительно было оказаться вдруг в окружении рыцарей, получать от них любовные послания в стихах (насколько она могла судить, стихи эти изобиловали тяжеловесными оборотами и неясными сравнениями, и Мюриэл, поначалу ужасно робевшая, вскоре научилась принимать эти листки с любезной равнодушной улыбкой, как другие изысканные дамы, говорить при этом: «Благодарю, вы очень милы» — и, сложив листок, засовывать его за корсаж, чтобы потом, когда все уснут, пытаться

разгадать стихи). Рыцари состязались между собой в непонятности изложения; каждый, стараясь превзойти другого, приходил в ярость, если у кого-то получался более заумный оборот. Мюриэл держала у себя под огромной шелковой подушкой словарь, который дал ей менестрель королевы Луизы; утомившись от примерки нарядов, она доставала словарь и занималась стихами рыцарей, пока не засыпала. Поначалу эта работа очень её увлекала, хотя ей не удавалось понять и половины из того, что там написано, но это, вероятно, и не имело особого значения. Однако стихов поступало гораздо больше, чем Мюриэл могла разгадать, в конце концов это занятие ей наскучило, и она стала наклеивать стихи в альбом, не читая. Первое время все эти трудности с современной поэзией вызывали у неё чувство собственной неполноценности, но потом королева Луиза все уладила — она всегда умела все уладить. Мюриэл спросила, как бы между прочим, будто к ней самой это не имело отношения:

— А что значит: «Ты — подобное сардису Солнце»? Королева Луиза расчесывала свои пышные огненные волосы, она с нежностью и любовью взглянула на Мюриэл.

— А, это сэр Клервель, — засмеялась королева. — Не подпускай его к себе!

Но главное преимущество превращения в принцессу в самый подходящий момент и самым подходящим образом состояло в том, что Мюриэл избавилась от идей своих бывших друзей-простолюдинов. Она поняла это после одного странного случая, более глубокий смысл которого до конца был ей ещё не ясен. А произошло вот что.

2

Однажды, когда Мюриэл в сопровождении двух фрейлин поехала кататься по окрестностям в открытом экипаже, послышались отдаленные раскаты грома; Мюриэл с тревогой посмотрела на небо — и она, и фрейлины были одеты совсем легко — и крикнула кучеру:

— Эй, любезный, поворачивай и гони домой, не то пропали наши платья и шляпы!

Кучер послушно пустил лошадей галопом по направлению к замку, но, как ни спешил он, принцесса Мюриэл видела, что тучи несутся гораздо быстрее, чем бегут лошади. Тучи нависли над ней, как черные клубящиеся горы, ослепительно серебристые по краям, где пробивались лучи солнца. Они громоздились друг на друга, делались все темнее и темнее, словно повинуясь колдовству, и вот уже принцессе стало казаться, что это гигантские дикие лошади в бешенстве поднялись на дыбы, готовые задавить её насмерть.

— Быстрей! Быстрей! — кричала Мюриэл.

Фрейлины тоже кричали, но их голоса, сливаясь со зловещим шумом ветра, звучали как хохот ведьм, ужасающий и издевательский. Конечно, фрейлины вовсе не были ведьмами. Справа от Мюриэл сидела мадам Вамп — фрейлина самой безумной королевы Луизы: у её величества в тот день было предчувствие, что с Мюриэл должно случиться какое-то несчастье, и королева велела своей собственной верной фрейлине сопровождать принцессу. Королева Луиза давно заметила: если с кем-то случалось несчастье, мадам Вамп, как правило, всегда была рядом. А в отношении правил королева Луиза была консерватором. И вот теперь кучер со страдальческим видом повернулся к мадам Вамп, по его красному грубому лицу текли слезы, он протягивал к фрейлине руку, словно моля о пощаде, но мадам Вамп сказала только:

— Быстрей, любезный! — и сунула ему в руку кошелек. Превозмогая ужас, кучер со стоном повернулся к лошадям и стал хлестать их ещё сильнее. Въехали в густой темный лес. И сразу же сквозь дубовую листву с шумом обрушился ливень — была поздняя весна, — и Мюриэл в мгновение ока промокла до нитки.

— Мы сейчас перевернемся! — кричали в непроглядной темноте фрейлины.

И не успела принцесса понять, в чём дело, как в следующий миг она уже сидела одна посреди дороги, а вдали затихал грохот колес и стук копыт.

«Я выпала из экипажа, — подумала Мюриэл, — и никто не хватился меня!»

Следующая её мысль была ещё тревожнее. Уж больно неподходящее это было место для принцессы и даже для крестьянки Тани. Сюда, в огромный темный лес, никогда не забредал никто, кроме насильников, анархистов и грабителей. Мюриэл вздрогнула. Потом, собравшись с духом — ведь, как говорили в её деревне, «Нет худа без добра», что, как ни странно, не всегда подтверждалось, ну да ничего, — Мюриэл встала с земли и поспешила к ближайшему дубу, чтобы укрыться от дождя.