Сказки Бернамского леса
Шрифт:
— Вряд ли, — вырвалось у барда прежде, чем он успел захлопнуть рот.
Лэрд в немом вопросе приподнял бровь. Эхтирн потупился, но после вскинул пылающий взгляд, и словно страшась собственных слов, с горячностью произнес:
— Ничего в этом мире не происходит просто так, дивный господин. Я не знаю каким образом появилась Бадб в твоих землях, но глупо винить стихию, которой завладел и не смог обуздать. Тебе была нужна женщина, нужна ее сила, и ты взял ее. Это ведь был ты, не так ли? Нуад из старой сказки. Теперь твое имя Мидир, и ты желаешь разорвать связь. Знаешь, я как-то был в стране Ромеев, там есть город,
Мидир нахмурился. В углах таверны уплотнились тени.
— Вы барды вечно видите больше, чем нужно и говорите больше, чем следует. Но от чего ты решил, что смеешь указывать мне?
— Никто не разбирается в любви лучше певцов и лжецов. — Говорить становилось все труднее. Эхтирн тяжело дышал, по вискам катился пот, но любопытство пересилело страх смерти. — Ответь, зачем ты ищешь Морриган? Действительно решил разорвать нить, сплетенную мирозданьем или хочешь вновь подчинить силу, с которой не смог совладать ранее?
— Не твое дело! — рявкнул Мидир. Одна из теней отделилась от стены, прыгнула на ближайший стол и утробно зарычала. Послышался звон разбившейся посуды.
Огромных усилий стоило сиду взять себя в руки и спокойно продолжить:
— У меня есть невеста. Дева древ. Прекрасная и кроткая Фуамнах. Больше мне никто не нужен. Но я не посмел вступить с ней в брак, пока не оборвана старая нить.
— От твоих слов веет осенней скукой, Лесной Царь. Кроткая дева древ… Видал я однажды вашу матушку при дворе короля Гарольда, как раз в тот день, когда она стрясла с него обещание никогда за прялку не садиться. Интересно, в Холмах, дочь темной стороны луны почитают за скромность или за кротость?
Мидир сжал кулаки.
— Слишшшшком ты осведомлен для человека.
— Для бессмертного человека. Не гневайся. Я знал, почему все еще жив. И следил за вашим народом… Насколько это возможно. Лучше скажи, как же ты найдешь Морриган? Как поймешь в ком она возродилась?
— Это будет не сложно, — сид презрительно скривил губы, — Морриган всегда там, где власть, предательство и смерть.
Бард с силой дернул шейный платок. В ушах звенело. Таверна плыла. Э-нет, он обязан узнать конец этой сказки.
— Я хочу посмотреть на это. Позволь мне пойти с тобой, и я сложу прекраснейшую из поэм.
Мидир прищурился и в задумчивости поскреб основание ветвистого рога. Барду показалось, что тот обрел плотность и более не выглядел туманной дымкой. Да и на дорогом сюртуке проявилась вышивка в виде цепочки журавлей. Оставалось только гадать, отчего все это не видят обитатели таверны.
— Что ж, — хозяин леса блеснул изумрудом глаз, — пожалуй это будет интересно. Пока служишь мне — живи.
Он легко поднялся, свистнул пса в коего превратилась, напитанная пороками тень, бросил на стол золотую монету и направился к выходу. Бард, не мешкая, подхватил лютню и пошел следом. Но у самого порога изумленно
Ужас приподнял волосы. Бард стремглав бросился наружу, наверх, к небу столичного Бренмара. Чтобы прогнать, забыть только что увиденную картину: самого себя распластанного на единственном столе со скатертью. Свои белки глаз и пену из открытого рта.
Видимо ужин в той таверне был действительно несъедобен.
Бард выскочил в синеву ночного города и замер. Звуки и запахи оглушили его, сбили с ног. Эхтирн тряхнул головой и осмотрелся. Сид пропал. «Неужели сбежал?!» — мысль преобразовалась в охотничий азарт. Найти. Догнать. Сознание неправильности не задело, ускользнуло. Его разметал вечерний ветер. Некогда свежий, а теперь вдоволь нагулявшийся по улицам Бренмара, собравший на себя всякой вони, он тем не менее, принёс знакомый аромат прелых листьев.
Бард, не раздумывая рванул во мрак переулка. Брызнули в разные стороны жирные крысы. Взвизгнула женщина, выронив корзину с бельём. Но Эхтирну было не до того. Он смазанной тенью гнал на запах смерти и прелых листьев. Вынырнул у угла работного дома, ощерился и низко, утробно зарычал. Ему бы заметить несвойственное для себя поведение, ведь не должен добропорядочный бард вздыбливать шерсть на загривке и скалить зубы. Но нечто более древнее и сильное, чем тысячелетний сказитель, взяло верх. Мир сузился до пахнущего смертью чудовища, покрытого черной слизью.
Краем глаза Эхтирн увидел Мидира, прислонившегося плечом к стене и спокойно читающего газету. Когда только купить успел?
Монстр, застигнутый врасплох, в одночасье осознал, что из хищника превратился в жертву. Эта роль была ему нова. Страх подстегнул злость. Зверь подобрался, напрягся как сжатая пружина, и бард понял, что не успеет.
Не понимая природы происходящего, но желая помочь, предупредить не чувствующего беды сида, он ударил силой. Зверя отбросило прочь. Куцая канавная трава покрылась изморосью и истлела. Мидир среагировал молниеносно. Подобрался, вскинул руку и бросил короткий приказ на незнакомом каркающем языке. Тварь тут же опала лужей нечистот.
Сид подошел ближе. Посмотрел на своего неожиданного спасителя так, словно впервые увидел. Недоуменно почесал основание ветвистого рога.
— Как интересно, — пробормотал он, запуская руку в темную жижу. — Совсем иная тьма… тьма людских эмоций, городских улиц и жилищ без живого огня. Тьма не созданная туат де Дананн и неподвластная нам.
— Но ты ведь справился с ней, не так ли? — насмешливо пророкотало сверху.
Мидир медленно поднял взгляд. Эхтирн сверлил его черными провалами глаз. Сид тряхнул головой.
Наваждение спало.
Рядом, прижимая к себе лютню, переминался с ноги на ногу потерянный бард.
— Я Лесной царь, туат старшей ветви. Живая стихия ни разу не сошедшая против своей природы, а это совсем молодой, едва получивший телесную оболочку ночной кошмар. Конечно, я справился.
— Но ты его не чувствовал, пока не увидел, так ведь? Или статья была настолько интересной? Как ты вообще успел, я ж вышел сразу за тобой? И что ты со мной сделал, боглы тебя раздери!? Почему я был собакой?