Сказки для маленьких. Часть 1 - от "А" до "Н"
Шрифт:
— В Чесноковском, сказывают, доктор молодой, а дельный.
— В котором часу Филат Иваныч заедет?
— Велел, как час бить станут, наготове быть.
— Слушай-ка, Василий, не побоится доктор на леченье принять? Дано, поди, знать в Чесноковский.
— Да ведь он по чужому виду на руднике был прописан. Настояще-то его зовут Михайло Софроныч Костырев. Из Чесноковского он родом-то, только смолоду в городе работает.
Теперь я знал все. С трудом удерживался, чтобы не броситься на сеновал. Еле дождался, пока отец выбивал табачную золу и бродил по двору. На сеновале я хотел было выпалить все Петьке, но он, оказывается,
На другой день мы узнали, что Сеньшин отец с утра был на работе, а наших не было до вечера.
Отцу я не напоминал обещания; но осенью, когда мы уже ходили в школу, он сам сказал:
— Вылечили, Егоранько, того...
— Михаила Софроныча? — не удержался я.
— Ты откуда знаешь, как его зовут?
— Сам тогда сказывал...
— Вам?
— Нам.
— Ой, парень, смотри! Не верю я что-то.
Вечером в бане у Маковых, где Илья Гордеич поправлял зимние рамы, собрались наши отцы и стали “допрашиваться”, что мы знаем. Сначала мы отмалчивались, потом это надоело. Петька махнул рукой и выпалил:
— Все знаем. Слышали ваш разговор.
— Чистая беда с вами, ребята! Не сболтните хоть!
— Мы-то? Это уж будьте в надежде! Умерло!
— Умерло! А Гриньше сказывали?
— Гриньше, конечно... Не маленький, поди, он.
— А Сеньше?
— Ну-к, Сеньша заединщик... Навсегда!
Павел Петрович Бажов
Зеленая сказка
Куст сирени рос по одну сторону крылечка, темно-зеленая елка — по другую его сторону. А само крылечко принадлежало дачному домику. Куст был молод, разговорчив, ветви его были длинными и гибкими, а цвел он светло-светло-сиреневым цветом. А вот елка была строже, молчаливей, сдержанней, Густо-зеленой, даже темно-зеленой была ее хвоя. Ну а летний домик казался сказочным теремком: наличники на окнах разные, стекла в окнах веранды разноцветные. Вот только крылечко было совсем не сказочным. Или просто из другой сказки. Или, может быть, у строителя, строившего крылечко, сидела в пальце заноза. Так или иначе, но у красивого, совсем не старого дома оказалось порядком покосившееся, немного разваливающееся, очень скрипучее крылечко. Даже травой ухитрилось оно порасти. Странное такое крылечко. Конечно, красивый дом был им очень недоволен.
— Который год хозяйка обещает мне новое крылечко! — переживал он.
— Все обещает и обещает, обещает и обещает! — подхватывал сиреневый куст. — Ведь уже просто неудобно. Стыдно просто! Гости из города приезжают, часто приезжают, а как мы их встречаем?! Каким крылечком? — шумел куст.
— Вы, конечно, тоже так считаете, дорогая елка? — дом не сомневался в том, что елка считает именно так.
Но темно-зеленая елка ответила не очень определенно.
— Кто знает, — тихо прошуршала она, — кто знает.
— Все знают! — сиреневый куст уверенно взмахнул самой длинной веткой, — я знаю, дом знает, хозяйка знает, да и вы, конечно, знаете, дорогая елка.
В это время скрипнула калитка. Гости... Две нарядные женщины шли по садовой дорожке к дому.
— И все-таки ты ошибаешься, — настаивала та, что была в белом платье.
— Да, нет же, — уверяла та, что была в платье голубом, — ошибаешься именно ты!
— Я?!
Голоса стали громче, женщины подошли совсем близко.
— Ты! — продолжала утверждать гостья в голубом.
— Ну, знаешь! Ты просто
И как раз ступила на первую ступеньку порядком покосившегося, слегка развалившегося, поросшего травой скрипучего крылечка. И замолчала. А потом поднялась на вторую ступеньку, оглянулась и сказала:
— Да разве в этом дело? Посмотри, какая необыкновенная елка! А сирень! Просто чудо!
«Елка как елка, сирень как сирень», — подумала, было, гостья в голубом. Но в этот самый миг она тоже поднялась на странное, все в косматой траве, крылечко. И почему-то сразу увидела, что елка и сирень действительно необыкновенно красивы. А еще она посмотрела по сторонам и, наверное, увидела еще что-то удивительное и прекрасное, потому что села вдруг на ступеньку, погладила кустик травы и сказала тихо:
— Как хорошо здесь... Просто странно, как хорошо... И другая женщина, та, что в белом платье, тоже вдруг притихла, и тоже присела на кривое косматое крылечко и сказала:
— А ведь лето... А я в суете и не заметила... — и она добавила немного странные, а может быть, очень обыкновенные слова, — лето, лето летнее; лето, лето зеленое...
А потом обе гостьи долго сидели на скрипучем крылечке и тихонько разговаривали о чем-то добром, спокойном и, конечно, летнем.
Дом красивый, куст светлой сирени и темно-зеленая елка тоже тихо беседовали. Дом и сиреневый куст говорили о том, что будь крыльцо новым — гостьи были бы довольны гораздо больше. А елка нет-нет да и повторяла:
— Кто знает... Кто знает...
Зеленый лягушонок и желтая кувшинка
Жил в пруду зеленый лягушонок Прыг-Скок. По вечерам он любил петь.
Только пел он постоянно одну и ту же песенку собственного сочинения:
Привыкли петь лягушки летом
Дуэтом и ква-ква -квартетом.
А я всегда один пою,
Вот эту песенку свою.
У этого лягушонка была подружка - Желтая Кувшинка. Хорошая подружка, но очень любопытная. Дня не проходило, чтобы она лягушонку хитрых вопросов не задавала. А он ей тоже хитро отвечал.
– Почему ты зеленый?
– спросит Желтая Кувшинка.
– Потому что не синий, - отвечает Прыг-Скок.
– А почему ты маленький?
– Потому что небольшого роста.
– Скажи, лягушонок, где лучше: на земле или в воде?
– Мне везде хорошо. Лишь бы цапля не увидела да не съела.
Неизвестно, сколько бы еще всяких вопросов задала лягушонку Желтая Кувшинка, если бы она из любопытства сама не прицепилась к чужому незнакомому Веслу. Чужое Весло увезло Желтую Кувшинку. А зеленый лягушонок Прыг-Скок перестал с той поры свою песенку петь.
Михаил Пляцковский
Зилян
Говорят, в давние времена жил один бедный-пребедный человек. У него было три сына и одна дочь.
Тяжело ему было растить и кормить детей, но он всех их и вырастил, и выкормил, и обучил. Все они стали искусными, умелыми и ловкими. Старший сын мог на самом далеком расстоянии узнать по запаху любой предмет. Средний сын стрелял из лука так метко, что мог попасть без промаха в любую цель, как бы далеко она ни была. Младший сын был таким силачом, что мог без труда поднять любую тяжесть. А дочь-красавица была необыкновенной рукодельницей.