Сказки для маленьких. Часть 1 - от "А" до "Н"

Коллектив авторов

– Сколько тебе лет, собственно говоря?
– осторожно спросила Филифьонка.

– Умирать я пока не собираюсь, - весело заявил он, - а тебе-то самой сколько лет?

Филифьонка исчезла. Повсюду в доме открывались и закрывались двери, из сада доносились крики и беготня. Все думали только об Онкельскруте.

"Эта корзинка может оказаться где угодно", - думал Онкельскрут беспечно. В животе у него больше не крутило.

Вошла Мюмла и примостилась к нему на край дивана.

– Послушай, Онкельскрут, - сказала она, - ты такой же здоровый, как я. Ничего у тебя не болит,

сам знаешь.

– Возможно, - отвечал он.
– Но я не встану до тех пор, пока мне не устроят праздник. Совсем маленький праздник для такого пожилого, как я, и который справился с болезнью!

– Или большой праздник для Мюмлы, которая хочет танцевать!
– тактично добавила Мюмла.

– Ничего подобного! Огромный праздник для меня и предка! Он уже сто лет ничего не праздновал. Сидит себе в шкафу и горюет.

– Если ты веришь этому, значит, можешь верить чему угодно, - сказала Мюмла, ухмыляясь.

– Нашел, нашел!
– закричал за окном хемуль. Двери распахнулись, все сбежались в гостиную, сгорая от любопытства.
– Корзина была под верандой!
– радостно объяснил хемуль.
– А лекарство стояло на другом берегу реки.

– Ручья, - поправил Онкельскрут.
– Сначала подайте мне лекарство.

Филифьонка налила ему капельку в стакан, и все внимательно следили за тем, как он пьет.

– Может, ты съешь по одной таблетке из каждого пакетика?
– спросила Филифьонка.

– И не собираюсь, - ответил Онкельскрут и со вздохом откинулся на подушки.
– Только не вздумайте говорить мне неприятные вещи. Я все равно не смогу окончательно выздороветь, пока мне не устроят праздник...

– Снимите с него ботинки, - сказал хемуль.
– Тофт, сними с него ботинки. Это первое, что нужно сделать, когда болит живот.

Хомса расшнуровал Онкельскруту ботинки и снял их. Из одного ботинка от вытащил скомканную белую бумажку.

– Письмо!
– закричал Снусмумрик. Он осторожно расправил бумажку и прочитал: "Будьте добры, не топите кафельную печь, там живет предок. Муми-мама".

17

Филифьонка старалась не думать об удивительных существах, что жили в шкафу, и пыталась отвлечься, забыться за делами. Но по ночам она слышала слабые, еле различимые шорохи, а иногда слышалось, как кто-то нетерпеливо скребется по плинтусу. А однажды у ее изголовья тикали часы, предвещавшие смерть.

Самый приятный момент за целый день наступал для нее, когда она ударяла в гонг, созывая всех к столу, и когда выставляла в темноте на крыльцо помойное ведро. Снусмумрик играл почти каждый вечер, и Филифьонка хорошо запомнила все его мелодии. Однако она насвистывала их, лишь когда была уверена, что ее никто не слышит.

Однажды вечером Филифьонка сидела на кровати и думала, какой бы ей найти предлог, чтобы не ложиться спать.

– Ты спишь?
– спросила Мюмла за дверью и, не дожидаясь ответа, вошла в комнату.

– Мне нужна дождевая вода, вымыть голову, - сказала она.

– Еще чего!
– ответила Филифьонка.
– По-моему, речной водой мыть ничуть не хуже. Возьми из среднего ведра. А это вода из источника.

Выполощешь дождевой. Да не лей на пол.

– Я вижу, ты пришла в себя, - заметила Мюмла, ставя воду на огонь.
– Между прочим, такая ты намного симпатичнее. Я явлюсь на праздник с распущенными волосами.

– На какой это праздник?
– резко спросила Филифьонка.

– В честь Онкельскрута, - ответила Мюмла.
– Разве ты не знаешь, что мы завтра устроим праздник в кухне?

– Вот оно что! Это для меня новость!
– воскликнула Филифьонка.
– Спасибо, что сказала! Стало быть, праздник, который устраивают, оказавшись вместе, отрезанные от мира, сметенные ветром жизни в один стог. А в самый разгар праздника гаснет свет, и когда его зажигают снова, видят, что в доме одним гостем меньше...

Мюмла с любопытством уставилась на Филифьонку.

– Иногда ты меня удивляешь. Недурно сказано. А потом исчезают один за другим, и под конец остается лишь один кот, что сидит и умывает лапой рот на их могиле!

Филифьонка вздрогнула:

– Вода, должно быть, уже согрелась. А кота у нас нет.

– Его нетрудно раздобыть, - сказала, ухмыльнувшись, Мюмла.
– Стоит только пофантазировать немного, и будет тебе кот.
– Она сняла кастрюлю с огня и открыла дверь локтем.
– Спокойной ночи, - сказала она, - и не забудь уложить волосы. Хемуль сказал, что ты сумеешь украсить кухню, что у тебя артистический вкус.
– Тут Мюмла ушла, проворно закрыв дверь ногой.

Сердце Филифьонки сильно стучало. У нее хороший вкус, хемуль сказал, что у нее артистический вкус. Какое прекрасное слово! Она повторила его много раз про себя.

Филифьонка взяла керосиновую лампу и отправилась в ночной тишине искать украшения в стенном шкафу над маминым гардеробом. Картонки с бумажными фонариками и лентами стояли на своем обычном месте на самом верху, в правом углу. Они были нагромождены одна на другую и закапаны стеарином. Пасхальные украшения, старые поздравительные открытки "С днем рождения!". На них сохранились надписи: "Моему любимому папе", "Дорогой Хемуль, поздравляю тебя с днем рождения", "Мы крепко любим свою дорогую крошку Мю", "Сердечно желаем тебе, Гафса, успехов в жизни". Видно, Гафсу они не так сильно любили, как Мю. А вот и бумажные гирлянды. Филифьонка снесла их вниз в кухню и разложила на столике для мытья посуды. Она смочила волосы, накрутила их на бигуди. При этом она все время насвистывала один мотив, очень точно и правильно, о чем сама не подозревала.

Хомса Тофт слышал, как они говорили о празднике, который хемуль называл вечеринкой. Он знал, что каждый должен будет выступить, и догадывался, что на вечеринке нужно быть общительным и приятным для всей компании. Он себя приятным не считал и хотел одного - чтобы его оставили в покое. Он пытался понять, отчего так разозлился тогда за воскресным обедом. Тофта пугало, что в нем жил какой-то совсем другой хомса, вовсе ему незнакомый, который может в один прекрасный день снова появиться и осрамить его перед всеми. После того воскресенья хемуль один строил свой дом на дереве. Он больше не кричал на хомсу. И обоим им было неловко.