Сказки Долгой Земли (авторский сборник)
Шрифт:
– Там еще какая-то колдунья, которая навещает его и приносит еду, – невольно подсказала Лерка.
– Я в курсе. Судя по всему, могущественная тетка.
Запоздало встрепенувшаяся совесть свернулась умиротворенным клубком: выбалтывай – не выбалтывай, Злата и сама все знает.
– Чем я могу помочь? – осторожно поинтересовалась Лерка.
– Мне нужны все зацепки, которые она вспомнит. Она скрытная. Тебе она вроде бы пока доверяет, мне – не очень-то. Только не надо говорить, что ты не можешь обманывать ее доверие. Можешь и должна, это для ее же пользы. На данный момент прогноз по ее случаю неблагоприятный: вторая степень может плавно перейти в третью, а там и в четвертую.
– И что будет?
– Лучше спроси, чего не будет.
Их прервали: ширма с тихим деревянным перестуком отодвинулась, в проеме
– Ладно, чего не будет? – произнесла она негромко и хмуро, после того как официант удалился.
– Не будет у нее нормальной полноценной жизни. Про Сабари и его кастрюлю с кредитками ты уже в курсе? Смех смехом, но это фарс и трагедия в одном флаконе, и, если на то пошло, серьезная недоработка адаптера Сабари.
– Что там такое? Я только слышала краем уха о каком-то процессе Сабари.
– Это не процесс, а балаган. И народ на заседания суда ходит, как в балаган, дошло до того, что билеты за месяц до начала распродают по офигительным ценам. Джануш Сабари – носитель мнемотравмы четвертой степени. В прошлом воплощении был женщиной, которая терпела обиды от своей родни и незадолго до смерти припрятала в тайнике под полом полуторалитровую кастрюлю с завернутыми в тряпочку сбережениями. При четвертой степени носитель МТ отлично помнит места, имена, события, лица, как будто и не умирал вовсе, так что Сабари однажды забрался в свое бывшее жилище и достал клад, но его задержали, как грабителя, с тех пор идет тяжба. С одной стороны, деньги не его, потому что женщина, которой они принадлежали, умерла и похоронена, ее имущество по закону перешло к наследникам. С другой стороны, все-таки его, и тогда инкриминировать Сабари можно разве что проникновение в чужой дом и акт вандализма, он там пол разломал, чтобы добраться до тайника. Судопроизводство еще не знало таких казусов. И угадай, сколько времени это безобразие тянется?
– Долго, да? Года два-три?
– Почти полвека по староземному счету. Сабари – подвид С, ему сейчас восемьдесят два года. Родственники тоже подвид С. Кто потерпевший, кто ответчик, все давно перепуталось, так как он выдвинул встречный иск: обвиняет бывшую родню в ущемлении прав и нанесении морального ущерба. Комедия, правда? Но, если вникнуть, это совсем не смешно.
Злата умолкла. Ее небольшие серые глаза с немного скошенными вниз веками смотрели прохладно и значительно, и Лерка невольно подобралась: сидишь перед ней, как на приеме у врача.
– Сабари, при всей своей бурной сутяжнической деятельности, не живет по-настоящему. Вместо того чтобы жить, горюет о том, что его свели в могилу. Вместо того чтобы жениться или просто бегать за юбками, без конца вспоминает, что из-за происков жадных и черствых родственников он в своем прошлом воплощении остался, видите ли, старой девой. Вместо того чтобы получать удовольствие от приятных вещей, которых вокруг полным-полно, раз за разом перебирает былые обиды. Я с ним немного пообщалась в порядке практики. Он и говорить-то на другие темы не способен. То есть может при необходимости, но ему неинтересно, а вот о злыднях-родственниках и о своей загубленной судьбе – тут его хватит и на час, и на два, и на три. После двух с половиной часов я сломалась, мило закруглила разговор и сказала «до свидания», а он еще долго мог бы об этом распинаться, и глаза блестят, и некоторые умные выводы в голове зреют. А попробуй обсудить с ним что угодно другое – интеллектуальный ноль, абсолютное безразличие. При этом он полностью вменяем, психиатрическая экспертиза не нашла у него отклонений, которые позволили бы признать его недееспособным. Сама по себе мнемотравма – не сумасшествие, и среди носителей МТ всех четырех степеней есть и нормальные, и душевнобольные, примерно в таком же соотношении, как среди остальных групп населения. Это расстройство, да, но другого порядка. Теперь понимаешь, что надо предотвратить в случае с Лидией?
– Она совсем не такая, как этот Сабари.
– Всяк лезет на стенку по-своему. Она ищет встречи со своим бывшим любовником. Из этого, поверь, ничего хорошего не выйдет ни для одной из заинтересованных
Салаты прибыли в большой керамической посудине, разделенной на ячейки: всего понемножку, можно попробовать и то, и другое, и пятое… У Никесов такой вкуснятиной не кормят.
– Как, интересно, такая тарелка называется?
– На магазинных ценниках пишут «Блюдо для салатов», а в народе ее прозвали «ассортишницей». Если что-то понравилось, можно взять добавки.
– Спасибо, вот этого я бы съела еще. И вот этого.
Злата нажала на кнопку звонка рядом с выключателем маломощной лампы в стеклянном бутоне. Официант появился быстро, хотя никаких трелей не было слышно.
– Еще «Лесных грибов с Магаранским сыром» и «Министерского с помидорами».
– Звонок здесь такой, что его может расслышать только персонал? – усмехнулась Лерка, после нескольких глотков игристого красного вина слегка захмелевшая и растерявшая стеснительность.
– Там не звонок, а лампочка над входом в нишу. У них все продумано, чудное кафе. А какие здесь десерты… Я сюда прихожу два раза в неделю, не чаще, иначе до свидания талия. Так вот, о пресловутом любовном романе. Житье Лидии с ее кавалером никак нельзя было назвать идиллическим. Случалось, тот ее бил, и вдобавок вел себя то нежно, то грубо до дикости – видимо, по настроению. Ох, я бы ему показала, где раки зимуют!
– Ревновал? – уписывая за обе щеки «Министерский с помидорами», догадалась Лерка.
– Нет, дело было не в этом. Со слов Лидии я набросала его психологический портрет. Такие, если ревнуют, не закатывают сцен своим девушкам, а убивают соперников – на дуэли, в темном переулке или как-нибудь еще, но проблема решается между самцами без участия дамы. Лидия ему, по всей видимости, не изменяла, однако вздумай она закрутить интрижку на стороне, именно так бы все и разрешилось. У них были заморочки на другой почве. Он пытался ее воспитывать, то есть ломать в соответствии со своими представлениями о том, как для нее лучше. А Лидия, если ты заметила, из тех тихонь, у которых на самом деле ого-го какой потенциал сопротивления – проще убить, чем переломить. Представляешь, какая у них там была веселуха?
– Представляю, – недобро прищурилась пьяная Лерка. – Значит, он ее бил, потому что никак не мог подчинить?
– Не совсем то. Непременно подчинить и ослабить партнера по личным отношениям стремятся те, кто до конца в себе не уверен. А этот был мужиком сильным, привык доминировать и от Лидии добивался, чтобы она тоже стала сильнее. Он за нее боялся, не хотел потерять. Возможно, чувствовал, что жить ей осталось всего ничего. По всем признакам он из магов, те такие вещи иногда улавливают, особенно если дело касается близкого человека. Беда в том, что вел он себя по этому поводу хуже некуда. Мог, например, отметелить ее до полусмерти и заявить: «Вот что бывает, если не умеешь драться». Ничего себе забота? Я б ему за такое стрихнина в кофе. Потом Лидия погибла, и это его подкосило – ну да, потерявши, естественно, плачем, как же иначе-то? Вскоре после ее смерти он заболел.